Обрекающая
Шрифт:
Что-то злобное было в этой ночи.
– Только потому меня послали, что хотят избавиться, – сказала Марика Грауэл и Барлог. Обе ее одностайницы вызвались с ними, услышав о вызове охотниц-добровольцев и узнав, что Марике велено идти. Марика подумала: а смогли бы силты их удержать, если бы захотели?
– Может быть, – ответила Барлог. – А может быть, если будет позволено перед сестрой говорить прямо, ты приписываешь мотивы виновного меньшинства невинному большинству.
Грауэл тоже с ней согласилась:
– Ты молода и самая непопулярная среди силт. С этим никто не поспорит. Но это дело твоих
– Если будет позволено перед сестрой говорить прямо, – снова повторила Барлог, – ты скулишь, как обиженный щенок. Перекладываешь вину на других и отказываешься от ответственности. Я вспоминаю тебя в избе матери – там ты такой не была. Ты была медлительна, спала наяву и была чумой для всех, но ты была хозяйкой своих действий. Ты изменилась к худшему, Марика. И не очень приятно наблюдать это в той, кто обещал так много.
Марика была так поражена этим смелым укором, что просто промолчала. На ходу, стараясь не отстать от заданного торговцами темпа, она все обдумывала слова охотниц. И в моменты, когда хотела быть честной с собой, признавала, что истину, лежащую в основе этих обвинений, не спрятать.
Она стала себя жалеть – по-силтски. Она стала считать, что есть вещи, полагающиеся ей сами по себе, не заработанные, – как силты считают, что весь мир им должен. Она попала в одну из ловушек Горри.
А ведь было время, когда она дала себе обет, что не впадет в то умонастроение, которое так противно было в ее наставнице. Время, когда она верила, что, воспитанная в стойбище, она не подцепит эту заразу. А теперь стала подражать Горри.
Через много миль, много передумав, Марика спросила:
– Что ты имела в виду, Барлог, когда сказала: «Обещала так много»?
Барлог покосилась в ее сторону:
– Тебе никогда не надоедает слушать, что ты – особенная?
Марика чуть не взорвалась, но тут на ее плечо легла лапа Грауэл и больно стиснула:
– Спокойнее, щена.
– По крепости ходят слухи, Марика, – сказала Барлог. – И часто говорилось, что ты обещаешь подняться высоко. И тебе это тоже много раз говорили. Теперь говорят, что ты пойдешь выше, чем кто-нибудь мог подозревать, если тебя хорошо выучат в монастыре в Макше.
– Если?
– Они твердо намерены послать тебя этим летом. Это факт. Старшая спрашивала, не пожелаем ли мы с Грауэл тебя сопровождать.
Такая возможность не приходила Марике в голову. Она всегда думала о Макше с ужасом, уверенная, что будет там совсем среди чужих.
Еще через сто ярдов Грауэл сказала:
– Она не сплошь ледяная вода и каменное сердце, эта Кеник. Она знала, что мы все равно пойдем, пусть сотни миль пешком по Хайнлину. Быть может, она свою стаю вспомнила. Говорят, что она пришла, как ты – наполовину взрослая, из какой-то стаи Верхнего Поната, а Брайдик забрали с ней в наказание ее матери – за то, что скрыла Кеник от силт. Их стойбище было среди разрушенных во вторую зиму. Тогда об этом много говорили.
– Вот как?
Марика шагала наедине со своими мыслями и лунным светом. Сейчас на небе было три луны. Каждое дерево на берегу отбрасывало трехпалую тень.
Она ощутила, что в этой ночи что-то слегка не так. Сначала на самом пороге восприятия – как раздражающий, но далекий звук, которого почти не замечаешь. Но не замечать нельзя. Чем дальше она шла, тем сильнее оно становилось. И наконец Марика сказала:
– Грауэл, пойди скажи Багнелю, пусть остановится. Мы можем на что-то напороться. Мне нужно время, чтобы заглянуть вперед, не отвлекаясь на ходьбу.
Когда Грауэл вернулась и привела с собой Багнеля, Марика уже знала, что это.
– Ты чуешь беду впереди, сестра? – спросил торговец.
В поле, на ходу, Марика чувствовала себя с ним проще. Даже почти приятно было его присутствие.
– Там, впереди, дозор кочевников. За излучиной, выше по склону. Я ощущаю их тепло.
– Ты уверена?
– На прямую видимость я не выходила, если ты об этом спрашиваешь. Но вот здесь, – Марика стукнула себя в грудь, – я уверена.
– Мне этого достаточно. Бекхет! – Он махнул рукой. Торговец, которого он назвал Бекхет, был тем, кого Багнель называл «наш тактик» – термин, очевидно, из культового языка торговцев. Он подошел.
– Часовые кочевников за следующим поворотом. Снимем их или пройдем незаметно?
– Зависит от обстоятельств. С ними есть силты или верлены? – Вопрос был адресован Марике. – Наша тактика зависит от того, какой образ действий даст нам возможность как можно дольше скрываться от орды.
Марика пожала плечами:
– Чтобы ответить, мне надо войти во тьму.
Багнель и Бекхет кивнули одновременно, словно говоря: «Давай».
Она скользнула в отдушину, нашла призрака, проехала на нем по склонам, скользнув к кочевникам с дальней стороны. Действовала она осторожно. Ее тревожила возможность столкнуться с дикой силтой или с верленом.
Спали они, эти наблюдатели дикарей. Но их в снежном убежище было около дюжины, и был с ними мет, сильно отдававший при контакте верленом. И он был настороже. Что-то, какая-то возможность опасности в темноте пробудила его.
Марика не стала возвращаться и советоваться. Она ударила, опасаясь, что верлен обнаружит ее раньше, чем она вернется, поговорит и придет снова.
Был он силен, но не обучен. Борьба длилась мгновения. Потом она заставила призрака ринуться вниз, где он мог вступить в контакт с физическим миром, подкопала убежище и обрушила тонны снега на кочевников, которые не успели понять, что на них напали.
Вернувшись в собственную плоть, Марика доложила о сделанном.
– Отлично задумано, – одобрил Багнель. – Когда их найдут, решат, что это была прискорбная случайность.
С этого момента Марика ни разу не замечталась на ходу. Все свое внимание она бросила на помощь сестрам в поисках дозорных кочевников.
Торговцы настаивали, чтобы несколько последних миль пройти по горе. Они были убеждены, что, если идти по руслу дальше, встретятся крупные силы кочевников. И не хотели терять преимущество внезапности появления у них силт, бросив их в бой ради выживания немногих.