Обрекающие на Жизнь
Шрифт:
Я проскользнула мимо него, одарив на прощание улыбкой застывшего в шоке Ворона. Разбежалась, вскочила на ограду балкона, оттолкнулась…
Падение было недолгим и прекрасным. Распахнувшиеся золотые крылья легко приняли мой вес и позволили взмыть в воздух. Галереи и балконы проносились мимо всё быстрее и быстрее, таинственно мерцающие огни слились в сплошные полосы призрачного света. Я заложила петлю.
Затем, ощутив тяжесть древнего, гневного взгляда, повернулась и увидела тёмного короля и его первого советника, окружённых обнажившими оружие Атакующими.
Было бы неразумно тащить такой груз с собой в посмертие. Верно?
А потом я начала танцевать.
Это уже стало дурной традицией: в день Совета в Большом зале танцевать Жизнь и Смерть в Ауте. Но раньше я была так молода…
Молодость. Как там сказал Иннеллин?
«Жить, как будто ты никогда не умрёшь. Любить, как будто тебе никогда не делали больно. Доверять, как будто тебя никогда не предавали. Танцевать, как будто на тебя никто не смотрит».
По крайней мере последнее я ещё умела.
В этом танце не требовалось ничего сложного, ничего прихотливого или нарочитого. Каждое движение было строгим и выверенным. Каждый жест являлся вещью-в-себе, высшей ценностью, не требовавшей подтверждения. Ноги спокойно ступали по отвердевшему воздуху. Сосредоточенность и напряжённость каждого шага, каждого взмаха руки.
Должно быть, со стороны казалось, что я веду за собой Музыку, заставляя свирели, певшие на ветру, откликаться на тень своего желания. Должно быть, со стороны я выглядела чуждым, потусторонним существом. Должно быть…
Да какая разница, как танец выглядит со стороны?
Изнутри это выглядело… холодно. Антея тор Дериул-Шеррн умирала. Её личность растворялась под наплывом чужих чувств и воспоминаний, намеренно принесённая в жертву. Я была проводником, холодным, непреклонным, уводящим вас в царство мёртвых.
Бесстрастно и неумолимо движения танца смывали всё, что ещё во мне было человеческого, оставляя вынырнувшую на зов музыки… богиню.
То, что должно случиться дальше, уже не имело особого значения.
Однако…
Однако мне хотелось, чтобы всё прошло… красиво. С надломленной эльфийской трагичностью и соответствующим декором.
Уж что-что, а соответствующий декор эль-ин умели обеспечивать как никто другой!
Я парила в абсолютной темноте, покачиваясь на потоках воздуха. Зал растворился в первородной бездне — безграничной, бездонной, всепоглощающей тьме.
Единственными источниками света в царстве тени были эль-ин. Каждая облачённая в длиннополый плащ фигура сжимала в обеих ладонях прозрачную, наполненную серебристым вином пиалу. В каждой чаше плавал, отбрасывая надломленные блики, маленький серебристый язычок пламени.
Ветры, живущие в Зале, играли что-то хрупкое, торжественное. Один за другим эль-ин расправляли крылья и срывались в тёмную бездну, бережно сжимая в руках чаши. Невидимые носители света, они медленно летели по кругу, вдоль галерей и террас, всё выше и выше,
Танец серебряных светлячков во тьме ночи. В этом было что-то феерическое и потустороннее.
Моё тело начало светиться. Сначала немного, а затем всё больше и больше, будто я проглотила гигантскую серебряную луну. Источник взмывал из глубин моего тела, готовясь покинуть ненадёжную оболочку. Ауте, надеюсь, голокамеры всё это фиксируют. Жаль будет, если столь потрясающее шоу пропадёт даром.
Музыка нарастала в рвущем душу крещендо… А потом вдруг затихла. Передо мной, раскинув белоснежные крылья, застыла Лейруору тор Шеррн.
Ей полагалось быть спокойной и безмятежной, но опытный взгляд мог заметить следы напряжения на тёмном лице. Я подбадривающе улыбнулась. Осторожно расстегнула перевязь меча, в последнем немом извинении коснулась губами ножен. Молча передала одушевлённое оружие своей Наследнице. Сергей хотел остаться ближе к Эль. С тех пор как Нефрит стала излюбленной маской богини, её бывший спутник считал своим долгом «присматривать» за зеленоокой арр-леди, пока та не разберётся с собственным посмертием…
Лейри с величайшим почтением приняла клинок. Замерла в поклоне. Пристроила ножны у себя за спиной.
Пауза затягивалась. В фиалковых глазах всё явственней проступало смятение.
— Мама? — Её голос впервые за очень долгое время прозвучал совсем по-детски.
Как всегда. Всё, ну абсолютно всё приходится делать самой.
— Всё будет в порядке, дорогая. — Сама поразилась доброму, успокаивающему, какому-то неуловимо божественному звучанию своего голоса. — Ты справишься.
Слова разнеслись по всему гигантскому Залу. Голокамеры, без сомнения, разнесли их по всей Империи. Пора.
В моей светящейся изнутри лунным серебром руке медленно материализовалась прохладная тяжесть кинжала-аакры. Несколько мгновений я потратила, проводя тщательнейшее изменение ритуального оружия: убить вене отнюдь не так просто, а затягивать и без того затянувшуюся на десятилетия комедию мне не хотелось.
Вложила в руки Лейри пылающий холодом клинок. Затем взяла чуть дрожащие чёрные ладони в свои, ни на минуту не выпуская из виду затравленно-решительного фиалкового взгляда.
Водоворот кружащихся в темноте свечей взмыл ввысь, когда миллионы эль-ин одновременно напрягли крылья.
Я рванула на себя руки приёмной дочери, одновременно подаваясь ей навстречу.
Вместе с кровью из моего тела хлынула, обжигая сиянием, энергия Источника. Боль была недолгой.
Я ждала освобождения, но было лишь удивление одиночества: Эль покинула меня, и в последние секунды жизни я вновь смотрела на мир серыми, такими слепыми, смертными глазами. Какое… странное чувство… эта….
…пустота…
В ту неуловимо краткую долю секунды, когда божественный свет уже покинул старый сосуд, но ещё не завладел новым, Эль вгляделась в обращённые к ней в страхе или же в религиозном экстазе лица.