Обрести любимого
Шрифт:
Борте Хатун кивнула, все понимая.
— Тогда, — сказала она, — мы подождем.
Для гостей закололи и зажарили молодого барашка и наконец обитатели юрты Великого хана и гости устроились на ночлег, уютно завернувшись в одеяла и улегшись вокруг очага.
Борте Хатун приказала служанкам перенести спящую чужестранку в отдельное место и снять с нее одежду. Они обтерли ее теплой душистой водой, накинули на нее шелковый халат и уложили в постель. Валентина ни разу не проснулась во время этих действий. Несмотря на усилившуюся
Проснувшись утром, она обнаружила, что рядом с ней сидит Патрик. Вид у него был довольно измученный.
— Где мы? — сонно спросила она.
— В юрте Великого хана, Вал. Как ты себя чувствуешь?
— Ах, да, вспомнила! Я довольно эффектно появилась в лагере гирейских татар, не правда ли, Патрик? — ее глаза оживились, и она хрипло хихикнула.
— Да, так и было, но как ты себя чувствуешь? Мне не положено быть здесь, на женской половине юрты. Вал, и, если бы не любезность Борте Хатун, меня бы здесь не было.
— Мне лучше, Патрик, — сказала она. — Я просто устала, промокла и ужасно замерзла. Чем больше я промокала, тем больше думала о горячей ванне.
Он улыбнулся.
— Я беспокоился, Вал.
Она потянулась и погладила его большую руку.
— Знаю, — сказала она, — но сейчас уже беспокоиться не о чем. По крайней мере одна моя половина относится к закаленной английской семье, любовь моя.
Любовь моя! Она сказала «любовь моя». Поняла ли она это? Что она имела в виду? Или это получилось случайно? Он не осмелился спросить, потому что знал, как она ненавидит, когда на нее давят.
— Патрик?
Он встрепенулся.
— Да, голубка?
— Как ты думаешь, когда Борте Хатун согласится встретиться со мной? Ты рассказал ей, почему я здесь?
— Мурроу сказал ей вчера вечером, что ты об этом расскажешь сама. Вал. Они согласились подождать.
Можешь ты ходить, голубка? Возле очага есть горячий чай, та пшеничная каша, к которой мы привыкли, хлеб и козий сыр.
— Я умираю от голода! — воскликнула она и встала на ноги. — Что на мне надето? Кто взял мою одежду?
— Служанки Борте Хатун раздели тебя вчера вечером. Они вымыли тебя, но тебя это даже не разбудило, — поддразнил ее он. — Ты только храпела. Вал!
— Я не храплю! — возразила она.
Он засмеялся. Взяв ее за руку, он провел ее в центральную часть юрты, где уже завтракали остальные. Все взгляды устремились к ней, и все с тревогой стали спрашивать о ее здоровье. Она успокоила их, сказав, что с ней все в порядке, что она хорошо выспалась. Она призналась, что голодна. Ей быстро наполнили миску кусками оставшейся баранины, хлебом, сыром, дали миску с кашей, от которой шел пар, и маленький кусочек медовых сот. Ее хозяева восхищенно смотрели, как Вал поедала все предложенное ей.
— Женщина, которая получает удовольствие от еды, — честная женщина, —
Когда слова Великого хана неожиданно дошли до нее, она поперхнулась горячим чаем.
— Моя кузина уже обещана моему брату, господин хан, — быстро сказал Мурроу. — Они не поженились до сих пор только потому, что ждали конца траура по ее первому мужу. Однако ваше предложение — великая честь для нас.
Великий хан улыбнулся, огорченный, тем не менее сохранивший радушие.
— Конечно, такая красавица, как ваша кузина, должна быть кому-то уже обещана. Тем не менее спросить ведь можно? — Он вздохнул.
— Дождь прекратился? — спросила Валентина, не придумав ничего другого.
— Между первым лучом света и рассветом, — ответил Великий хан. — Прекрасный день для охоты. Господа присоединятся к нам?
Братья посмотрели на Валентину.
— Идите, — сказала она. — Я должна поговорить с Борте Хатун.
Великий хан, Мурроу, Патрик и Али-паша поднялись на ноги. Вынув оружие из оружейного ящика, мужчины взяли свои плащи и вышли из юрты. Слуги убрали остатки завтрака, оставив двух женщин за чаем. Потом учтиво удалились.
— Вижу, что вы хорошо отдохнули, — обратилась мать Великого хана к Валентине. — Вы в самом деле сильная девушка, потому что вы не подхватили лихорадку, чего я опасалась. Ваша одежда промокла насквозь. Ваше мужское платье будет возвращено вам перед вашим возвращением в Каффу. Пока, я думаю, вы не будете против, если поносите одежду моего народа.
— Вашего народа? Но ведь вы француженка, мадам, — сказала Валентина.
Борте Хатун казалась удивленной.
— А откуда, душа моя, вы узнали об этом? Все произошло так давно, что я почти забыла о своем французском происхождении. Прошло шестьдесят лет с тех пор, как я в последний раз видела Францию. Все это время я жила как татарка.
— Моя мать сказала мне, что вы француженка, мадам.
— В самом деле, дитя. — Борте Хатун подняла тонкую бровь. — А как же ваша мать-англичанка, которую я не знаю, узнала о моем происхождении? Кто я такая, чтобы обо мне знала иностранка?
— Это длинная история, мадам, но я постараюсь рассказать ее и буду по возможности немногословной… если вы позволите, — сказала Валентина.
— Говорите, дитя мое! Я люблю послушать интересный рассказ, а вы разожгли мой интерес своим появлением и таинственным видом, — ответила Борте Хатун, поблескивая голубыми глазами.