Обретение нового мира
Шрифт:
Показал пальцем на него, на себя, на Пятницу, провёл пальцем по горлу. Она рада не была, поняла, что я сделал и почему, но и истерики, слава богу, не было. Потом протащил покойника по воде шагов на тысячу, да и пустил по течению.
Шёл обратно, оценивая ситуацию. Значит после перехода все без сознания, это точно. Мне с берегом просто повезло. Пятницу выбросило подальше, турка поближе. Некоторый разброс наблюдается. И надо дежурить по утрам. Похоже, в одно и тоже время прилетают. Турок видно чем-то не угодил, вот от него и избавились проверенным путём. Как там на той стороне. Я не думаю, что от кофе. Как? Вопрос конечно
Война войной, а кушать хочется, тем более после таких событий. Подошли вплотную к рифу. Жизнь кипит. Рыбки так и кишат. Некоторые весьма изрядных размеров. Крабики ползают, есть довольно большие. Потом надо будет озаботиться. Как то случилось попробовать, вкусные. Лепота. Кусочки мяса раковин послужили приманкой, удалось наколоть одну рыбину дрын-копьём, с локоть длинной. Через песок сначала отнёс Пятницу, потом добычу. Пока запекал лангустов и рыбу, она сплела ещё пару шлёпанцев. Рыбка получилась, пальчики оближешь. После плотного завтрака, рассиживать некогда.
Продолжили строить дом. К хижине добавили ещё стенку и начали делать крышу из пальмовых листьев. Если со стенкой всё ясно, можно сказать пройденный этап, то с крышей не всё так просто. Изначально основу составили четыре пальмовых ствола, удачно выросших почти правильным четырёх угольником. Жердей нажёг, именно так. Потом закрепили их пирамидкой, Примотали прожилины. Пока придумали, как разложить пальмовые листья, как закрепить. На первый взгляд, ничего сложного, но провозились до вечера. Вот молодец, это я про Хельгу. Тонкими прутиками так их пришпилила, как здесь и было. Получилось очень аккуратно и прочно. Позже когда обнаружили, по ночам здесь иногда идёт дождик, а в сезон дождей вода просто падает с неба, конструкция с честью выдержала испытания.
Весь день между нами была какая-то напряженность. Хельга была погружена в себя, что-то явно обдумывала. Я решил — это из-за утренних событий. Вот, ни когда не думай за других.
Вечером после трудового дня сели у костра рядом. Начал гладить по спинке. Чего-то шептал на ушко. Плакала, вздрагивала и поскуливала, но до себя не допускала, что-то пыталась рассказать, пояснить, но я не понял. Так и заснули, обнимаясь. Жалько дамочку, попила кофейку.
День четвёртый атолл
Утро красит нежным светом… Подьем! Конечно тапочки великая вещь, но расслабляться не надо. Вчера на берегу выставил по памяти веточками створы. Где кто прибыл. Накапливаем статматериал. Накануне на берегу разметили солнечные часы. Мудрить не стали, хотя на глаз день явно длиннее, разметили под наши двадцать четыре часа.
Неприятный сюрприз. За рифом увидел плавник. С метр высотой. Это какая же рыбка. Белый, режет воду. Большая белая? Нет, за риф не хочу. Нас и здесь пока неплохо кормят. Позавтракали двумя раковинами. Морепродукты вещь. Особенно для потенции. Вообще всё не так и плохо. Жрачка конечно не очень. Хлеба не хватает. И в животе бурчит. Но погода хорошая, компания ещё лучше. Если бы пиво холодное. Рай! Солнечные часы, если нарисовать на песке побольше, штука довольно точная. Когда тень подошла к маяковому камушку. Уже стояли на берегу.
Вспышка, вторая. Ё…. два всплеска шагах в сорока от берега и в десяти друг от друга.
Бегу подпрыгивая, Хельга за мной. С права чуть ближе.
Накануне довольно долго отрабатывали процесс оживления. Особенно понравилось искусственное дыхание изо рта в рот. Прижал ухо к сердцу мужика, стучит. Метнулся к женщине. Чёрт! Чёрт! Кулаком по грудине! Раз! Два! Ухом! Нет! Раз! Два! Раз! Два! Застучало! Глянул на Хельгу. Делает мужичку искусственное дыхание. Зажал нос. Выдохнул. На грудную клетку нажал! Выдохнул! Нажал! Открыла глаза. Зашлась в кашле. Помог сесть. Быстро к мужику.
Отстранил Хельгу. Выдохнул! Нажал! Выдохнул! Нажал! Молодца! Мужичёк со всхлипом втянул воздух. Задышал. Подхватив с двух сторон, довели в хижину сначала бабёнку, потом мужика. Положили на циновку. Пусть полежат. Сели в сторонке. Мужичёк меня по старше будет. Лет на пять, шесть. Сухопарый. Ручки тонкие, жопа большая. В офисе сидит. Девица лет двадцать. Русая. Мондель. Рослая, худая аж мослы выпирают, выше меня на ладонь, титек нет. Но волосы даже подлиннее, чем у Хельги будут, в хозяйстве пригодятся. Это на голове, а в остальных места тщательно выбрита. Это и к лучшему. Мне такие не нравятся.
Между тем она открыла рот. Я чуть не кончил, минуты три наслаждался великим и могучим. Из литературного только два местоимения. Оба новых попаданца русские!? Нет, мужичёк ей как-то стрёмно сказал. Дева ему ответила.
— Ты русская?
Она удивлённо вытаращилась.
— Да, с Рязани! А Ты!
— Самара городок! Кофе попили!
— Да, вроде того!
Мужик оказался шведом. Девица, ей двадцать три года, знала кроме шведского, немецкий, немного французский, и в совершенстве русский матерный. Вот ништяки поперли. Хельга немка, хоть поговорим, а то, как глухонемые, жестами. Напоили потерпевших водичкой, кушать они пока отказались.
Девица, обозвалась Верой, кстати, очень спокойно отнеслась к тому, что все вокруг нагишом. А её бой-френд Густав, пойми этих шведов, весь вечер ходил с листом пальмы. Конечно, если бы у меня был такой величины, я бы то же, наверное, стеснялся.
Вера, по ходу дела, с использованием идиоматических выражений рассказала.
— Познакомились в России, он по делам приехал. Собралась за него типа замуж. Вот решили в Турцию позагорать съездить.
Вообще бойкая через края. Глазки строит. Хельга волчицей глядит. Пришлось объяснить по русски. Может, и поняла, может, и прикинулась. Но села к Густову поближе. Он чего-то не в себе. Вздохнёт, прислушается, замрёт, вздохнёт, замрёт.
— Кстати Вера, если чем таким страдала. При переносе, похоже, убирают. У меня несколько шрамов исчезло, голова не кружится, зубы как новые.
Она глянула себе на живот.
— Шрама нет, аппендикс удалили! Нет! Класс!
Что-то залопотала с Густавом. Хельга внимательно прислушивалась. Потом они поговорили втроём.
— Нет, это изнасилование. У него оказывается рак неоперабельный. Правда, хотел всё мне оставить. Но ведь обманул гад. А теперь говорит, ничего не болит.