Обрету тебя вновь

Горская Ева

– И ты готов?
– с сомнением поинтересовалась у него. Теперь даже примерно представить не могла, насколько за прошедшую ночь численно выросла стая.

– Я-то может и готов, - туманно признался супруг и окинул меня таким взглядом. Впрочем, я не обратила особого внимания. Так... просто отметила, озадаченная новым вопросом.

– И это пожизненно?
– уточнила у него.
– То есть переложить на чьи-то плечи ответственность за стаю, как это сделал Алексей, ты уже не сможешь?

– Не смогу, - подтвердил он. Я, безусловно, не желала, чтобы Антон отказывался от того, что любит

и чем дорожит. То, что является его сутью. Но приятно было осознавать, что у него оставалась возможность «смыться», как сделали некогда его родители.

– Я так понимаю, это уже не обсуждается. Решение ты принял.

– Напротив, милая, - грустное улыбнулся он.
– Решение должна принять ты.

– Я?!
– удивил. Сильно удивил.

– Ты, - подтвердил.

– Но я...

– Видишься ли, любимая, истинная пара - это не просто половинки одного целого. Вернее, это именно половинки одного целого. Ты - часть меня, я - часть тебя. Без тебя этот ритуал не имеет никакого смысла.

– Ты. Хочешь. Сказать. Что. Я. Смогу. Приказывать. Оборотням?
– медленно произнесла я, пытаясь осознать открывающие перспективы.
– Смогу. Приказать. И. Мне. Не. Смогут. Отказать?

– Да, - отрезал мужчина.
– Но ты не о том, думаешь, сокровище мое. Я совсем не уверен, что хочу, чтобы моя жена испытывала предсмертную агонию каждого ушедшего оборотня. Вернее, совсем не хочу!
– последняя фраза была произнесена весьма эмоционально. Мужчина опустил голову и уставился в тарелку.
– Но я не мог не спросить.

– Расскажи подробности, - попросила.

– Сам ритуал проходит в полнолуние. Под светом полной луны альфа и оборотень, согласившийся на обряд, надрезают ладони и обмениваются кровью над чашей с водой. После его окончания вода выливается на землю. Несколько слов на латыни. Все, - мне показалось, что Антон чувствовал себя крайне неловко. Я поднялась, обошла обеденный стол и обняла мужа.

– А мне тоже с ними необходимо кровью обмениваться?

– Нет. Мы с тобой связаны, Ада. На тебя это распространится автоматически, правда, в несколько ослабленном варианте.

– И что, оборотень, прошедший данный обряд, становится марионеткой?

– Не понял?

– Оборотень будет выполнять любой приказ?

Антон лишь усмехнулся и приобнял меня:

– Не все так просто, девочка моя. Не любой, а только сопровождаемый ритуальной фразой.

– Ты только что сказал, что на меня это будет распространяться в ослабленном варианте, - мужчина кивнул, подтверждая мои слова.
– Это как?

– Ты не сможешь приказать кого-то убить или покалечить, - он сделал небольшую паузу, давая мне возможность осознать услышанное.
– Все-таки, женщина прежде всего считается хранительницей домашнего очага и матерью.

– Это все ограничения?

– В общем, да.

– Ударь меня!
– попросила. Антон резко отпрянул от меня и с ужасом посмотрел, я же от такой прыти еле-еле смогла удержать равновесие и не шлепнуться на попу.

– Ты спятила?!
– заорал супруг. Он даже не сдерживался, больно схватил за предплечья и встряхнул.

– Пусти!
– отпустил.
– Что я такого сказала?
– обиженно спросила у него, растирая покалеченные

места. Наверняка, теперь останутся синяки.

– Ты в своем уме, Ада?
– голос звучал спокойнее. Но все равно в нем присутствовали нотки негодования. Хотя, это мне стоило обижаться.

– А что такого? Ты сам сказал, что я буду испытывать боль. После того, как ты поставил мне метку, я стала немного сильнее, мои зрение и обоняние острее, регенерация весьма улучшилась. Из этого я делаю вывод, что мой порог боли мог стать не таким как, раньше. Вот я и прошу, ударь меня.

– Нет, Ада!
– решительно заявил супруг.

– Антон, а как я должна решать по-твоему такой сложный вопрос?
– для разнообразия решила поменяться с ним местами. Взъерошила его волосы и поцеловала в макушку.

– Нет, Ада! Я не собираюсь поднимать на тебя руку. Мне одного раза хватило по горло, - с какой-то обреченностью возразил он. Но я почувствовала сомнение в его голосе.

– Я тебя прошу, - молчание.
– Или может мне обратиться к Алексею?
– решила пойти на провокацию.
– Уж кто-то, а твой братец никакими принципами и предубеждениями не страдает.

– Нет, милая! Мне, вообще, не стоило поднимать эту тему!
– заявил супруг.
– Пойдем наверх?

И все-таки я добилась своего. Сейчас я лежала на животе на огромной постели в нашей спальне. Гладкий шелк приятно холодил разгоряченную кожу. Супруг сидел рядом. Только на полу. Глушил дорогой виски прямо из бутылки. Попку ощутимо жгло... но не так, как тогда. Я отлично помнила свое наказание на Сейшельских островах. Боль. Ужасная боль. А сейчас это было терпимо. Хорошего мало, но пережить можно. Можно даже привыкнуть. Хотя, последнего, безусловно, не хотелось бы. Как я и ожидала, мой порог боли значительно повысился.

– Я клялся, что никогда не подниму на тебя руку, - в очередной раз простонал Антон.
– Смотри, до чего ты меня довела!
– пожаловался мужчина и потряс початой бутылкой. Рядом с ним валялась пара опустошенных бутылок спиртного. Знала, что долго его опьянение не продлится. Могла остановить этот алкогольный произвол в любой момент. Но решила, пусть себе... Надо же человеку... оборотню расслабиться. У него шок! Стресс! Улыбнулась.

– Не ной, - я снова потрепала его по волосам.
– Лучше сделай что-нибудь, - попросила его и покрутила пострадавшей конечностью. Оно бы, конечно, зажило к утру само, но зачем отказываться от лечения и последующего за ним удовольствия. Была уверена, что мужчина сдерживать себя не станет. Нам, конечно, нужно поговорить. Я многого не понимала. Но это можно было чуть отложить... или оставить на утро.
– Кстати, я согласна.

– Согласна?
– переспросил супруг, поднимаясь. Удивленно переспросил, словно, не верил услышанному.

– Да, я согласна на этот твой ритуал, - подтвердила. Понятно было, что тянуть не стоило. Ближайшее полнолуние через несколько дней. Вернее, через три.

– Ты хорошо подумала?
– усомнился мужчина. Было заметно, что он весьма пьян. Но по опыту знала, что, когда протрезвеет будет отлично помнить обо всем.

– Хорошо, - подтвердила, расслабляясь. Расслабляясь, потому что лечение больше напоминало совращение.