Обрученная с врагом
Шрифт:
— Тебе не стоило говорить это мне, Виржини, — произнес он с неожиданной горечью в голосе. — Я хорошо умею считать. Каким же я был дураком, что когда-то надеялся на нечто большее. Я сейчас пойду к отцу и расскажу, что мы решили.
— Уверена, он все уже знает. Думаю, мы сделали абсолютно правильный выбор.
— Наоборот, я думаю, он будет глубоко разочарован в нас обоих и обязательно скажет об этом за ужином.
— Это вряд ли будет справедливо по отношению к Силле. Может, ты принесешь за меня извинения и попросишь Клотильду принести мне ужин в спальню?
— Хорошо. Если ты так хочешь.
«Нет, — подумала она, когда он вышел за
Глава 13
Джинни резко проснулась и мгновение лежала неподвижно, пытаясь понять, что именно ее побеспокоило. Она не ожидала, что вообще уснет, но, по всей видимости, все же провалилась в сон, потому что поднос с ужином кто-то унес.
Было еще совсем рано, но какое-то смутное беспокойство заставило ее встать с постели и подойти к окну. Джинни смотрела на виноградники: она с отчетливой ясностью поняла, что будет по ним скучать. И не только по ним.
Джинни приняла душ и стала одеваться, но тут она столкнулась с неожиданным препятствием: молния на джинсах уже не застегивалась. Эта маленькая неприятность придала ей решимости.
«Нужно выйти в Интернет, — сказала она себе. — Именно сейчас, когда я одна в доме. Нужно узнать, когда ближайший рейс до Великобритании. Надо уезжать самой, пока меня отсюда не попросили».
Джинни поднялась в башню, в которой был оборудован офис, и напряглась: из-за двери слышался непонятный шум. Чем ближе Джинни подходила, тем отчетливее понимала, что это звук работающей офисной техники.
Дверь кабинета была приоткрыта. Джинни толкнула ее и увидела Моник Шалу, стоящую на коленях и лихорадочно заталкивающую документы в шредер. Она даже не заметила, что за ней наблюдают.
«Но ее не должно быть здесь! — испуганно подумала Джинни. — Сегодня не ее день. А бумаги, которые она уничтожает, похожи на банковские выписки».
— Добрый день, мадемуазель, — негромко сказала она. — Как дела?
Моник подняла голову, ее лицо было белее бумаги, которую она уничтожала: сейчас она была совсем не похожа на ту холеную женщину, которой всегда казалась. Ее одежда была порядком измята, а волосы давно пора было помыть.
— Вы? — прошипела она. — Что вы здесь делаете?
— По-моему, этот вопрос стоило задать мне. — Джинни сделала шаг вперед.
— Это мое дело, — возразила Моник. — Вы еще здесь не хозяйка!
— Сейчас не ваше рабочее время, — заметила Джинни. — Кто разрешил вам уничтожать документы и почему? — Она заметила, что Моник колеблется, поэтому быстро вытащила вилку шредера из розетки. — Я хотела бы получить некоторые ответы.
— Хотели бы? Хотели бы! — Голос Моник был резким и визгливым. — Да кто вы такая? Всего лишь назойливая английская сучка! Бледная и скучная. — Она неуклюже поднялась на ноги, и Джинни даже с другого конца комнаты могла видеть, что ее пошатывает. — Я считала ее своим другом, а она увела мужчину, которого я любила! Даже когда она уехала, он не смог ее забыть! А когда она вернулась, беременная от другого мужчины, он взял и женился на ней. Невероятно! Он должен был любить меня! — выкрикнула она. — Я могла бы подарить ему родных детей, а не этого английского ублюдка! Когда она умерла, я думала, что у меня снова появится шанс. Поэтому я вернулась в надежде, что он увидит во мне жену, которой я давно должна была стать. — Моник горько рассмеялась. — А он был благодарен мне! В ночь празднования дня рождения барона Эмиля, когда я увидела, как Андре надевает вам на шею фамильные рубины, я потеряла последнюю надежду. Я поняла, что мне еще раз придется оставить Тероз ни с чем. — Она покачала головой и сухо улыбнулась одними губами. — Но не в этот раз. Многолетняя преданность заслуживает щедрого вознаграждения от Дюшаров, и я его взяла.
Джинни застыла. Бог мой, она воровала деньги! Значит, компьютерные сбои были неслучайны. Если так, то это реальная проблема. Джини стало страшно.
— Я уверена, что барон Бертран очень ценит вас, мадемуазель, — тихо сказала она. — Почему бы вам не найти его, тогда вы смогли бы обо всем поговорить. До того, как вещи примут серьезный оборот, — осторожно добавила она.
Глаза Моник сверкнули злобой.
— Вы имеете в виду, до того, как меня отправят в полицию? Вы просто дура! Они никогда этого не сделают. Бертран знает, сколько мне должен, и он вполне может пережить эту потерю. Он не захочет шумихи. Для гордого имени Дюшаров вполне достаточно позорной аферы, которую провернула ваша сестрица. К тому же я достаточно умна, чтобы продумать пути отступления. Они будут рады просто отпустить меня на все четыре стороны.
— Вы говорили, что любите месье Бертрана, — прошептала Джинни. — Вы не можете с ним так поступить.
— Любовь? — мадемуазель Шалу презрительно рассмеялась. — Что вы можете знать о любви, если в ваших венах вместо крови течет вода? Неудивительно, что месье Андре развлекается в другом месте. Большего вы и не заслуживаете. — Она потянулась за большой кожаной сумкой и сложила в нее оставшиеся счета. — Ну что ж, я уже закончила.
— А я — нет. — Джинни вздернула подбородок. — Потому что вы не уйдете отсюда просто так. Я иду к месье Бертрану.
Она развернулась и начала быстро спускаться по лестнице. Моник догнала ее и изо всех сил толкнула в спину. Джинни попыталась ухватиться за шелковую веревку, прикрепленную к стене и служившую перилами, но промахнулась и начала падать вперед. Джинни кубарем скатилась по оставшимся каменным ступеням и врезалась в дверь. Она почувствовала вспышку боли в голове и отключилась.
Яркий свет так назойливо проникал под закрытые веки, что темнота казалась спасительной. Джинни хотела попросить выключить свет, но язык ее не слушался.
Она как сквозь вату слышала чей-то голос. Ей пришлось изо всех сил напрячь слух, чтобы расслышать слова.
— Виржини, ангел мой, любовь моя. Проснись, милая. Прошу, посмотри на меня.
Голос был знакомым, она никак не могла уловить смысл слов. Джинни попыталась открыть глаза, но это требовало слишком много усилий. К тому же у нее так сильно болело все тело, как будто ее били палками. Ей так хотелось уснуть, ни о чем не думать и скользнуть в блаженную темноту, но настойчивый голос не давал ей отключиться.
— Милая, моя, родная, — звал ее знакомый голос. — Очнись.
Раздавались и другие голоса, но она узнала только Силлу, звавшую ее напряженным голосом.
— Джинни, пожалуйста, поговори со мной! Скажи, что с тобой все в порядке.
Когда она наконец подняла непослушные веки, она увидела, как солнечный свет из раскрытого настежь окна освещает светло-голубые стены.
«Где я? Что со мной случилось?» — не понимала она.
Она медленно повернула голову, пульсирующую болью, и увидела небритого, взъерошенного Андре, прикорнувшего в кресле рядом с ее кроватью.