Обручённая
Шрифт:
— И думать не смей! — сказала Роза. — Пока об этом не распорядится сама госпожа. Что до этого покоя, я постараюсь раскрыть секрет. А ты не отходи от госпожи.
Сказав это, она взяла светильню, перекрестилась, смело шагнула за таинственный порог и, подымая светильню повыше, оглядела покой.
Это было всего лишь сводчатое помещение небольших размеров. В одном его углу стояла над чашей для святой воды искусная, саксонской работы, статуя Пресвятой Девы. Были там также два сиденья и ложе, покрытое грубой тканью; на нем, как видно, и должна была провести ночь Эвелина. На полу валялись обломки выломанной
Розу охватил страх, который ей до тех пор удавалось преодолевать; набросив на голову свой плащ, как бы затем, чтобы укрыться от некоего ужасного видения, она вернулась в смежную комнату более поспешно и менее твердыми шагами, чем выходила из нее; вместе с Джиллиан она перенесла Эвелину подальше, в первую из комнат, а дверь, из которой только что вышла, старательно заперла, словно отгораживаясь от опасности.
Леди Эвелина тем временем настолько пришла в себя, что могла сидеть и пыталась заговорить, хотя и слабым еще голосом.
— Роза, — вымолвила она наконец, — я видела ее. Судьба моя решена.
Роза тотчас поняла, что в присутствии Джиллиан было бы весьма неосторожно выслушивать все, что ее госпожа могла сказать в эти первые минуты; она вспомнила предложение Джиллиан, которое прежде отклонила, и попросила ее привести двух других служанок Эвелины.
— Где я их отыщу в этом доме? — сказала Джиллиан. — Когда тут в полночь бегают посторонние мужчины, а может быть, и нечистые духи.
— Где хочешь, там и отыщи, — сказала нетерпеливо Роза. — Только иди поскорее.
Джиллиан медленно и неохотно вышла, бормоча про себя нечто неразборчивое. Едва она удалилась, Роза дала волю своей горячей любви к госпоже и стала самыми нежными словами упрашивать ее открыть глаза (ибо она снова их закрыла) и говорить со своей Розой, готовой, если нужно, умереть ради нее.
— Завтра, Роза, завтра, — прошептала Эвелина. — Сейчас я говорить не в силах.
— Одно словечко! И вам станет легче. Скажите только, что вас так испугало и чего боитесь сейчас.
— Я видела ее, — ответила Эвелина. — Мне явилась обитательница того покоя — видение, роковое для моего рода. Не торопи меня, завтра ты узнаешь все.
Тут возвратилась Джиллиан с двумя другими служанками своей госпожи. По указанию Розы они перенесли леди Эвелину подальше от комнаты, где она побывала, и уложили на одну из постелей, постланных для них самих. Затем Роза отпустила их (кроме Джиллиан), предоставив им найти в доме место, где они могли бы отдохнуть, а сама осталась при госпоже. Она была очень взволнована, но потом усталость и усыпляющее питье, которое Джиллиан догадалась приготовить, оказали свое действие. Она заснула глубоким сном и пробудилась, лишь когда солнце стояло уже высоко над дальними холмами.
Глава XV
Не видимая вами длань
Зовет меня вперед,
И голос, не понятный вам,
Быть здесь мне не дает.
Когда Эвелина открыла глаза, она, казалось,
— Постели у нашей доброй родственницы не делают чести саксонскому гостеприимству. Я охотно променяла бы вчерашний обильный ужин на более мягкое ложе. Сейчас я чувствую себя так, точно все тело мое молотили на крестьянском гумне.
— Я рада, что вы проснулись в хорошем настроении, госпожа, — сказала Роза, благоразумно избегая малейшего намека на происшествия прошедшей ночи.
Кумушка Джиллиан не была столь щепетильна.
— Если не ошибаюсь, — сказала она, — вечером у госпожи была постель получше этой? Розе Флэммок, да и вам самой, госпожа, лучше знать, почему вы не остались на ней.
Если бы взглядом можно было убить, Джиллиан грозила смертельная опасность — так взглянула на нее Роза после этих неуместных слов. Их действия можно было ожидать; в первый миг Эвелина как бы удивилась и смутилась; потом, когда к ней вернулись воспоминания о прошедшей ночи, она стиснула руки, опустила глаза и горько заплакала.
Роза принялась успокаивать ее и предложила искать утешения в молитвах, а для этого призвать старого саксонского капеллана.
— Не надо, не зови его, — сказала Эвелина, подняв голову и осушая глаза. — С меня довольно саксонского гостеприимства. Как глупа я была, ожидая от черствой и бессердечной женщины сочувствия к моей юности, к недавним моим испытаниям и к моему сиротству! Но я не дам ей торжествовать победу над норманнским родом Беренжеров. Я не покажу ей, какие страдания доставила мне ее бесчеловечность. Но сперва ответь мне по правде, Роза, видел ли кто-либо из обитателей Болдрингема, в каком состоянии я была ночью?
Роза заверила ее, что при ней находились лишь ее собственные служанки, то есть она сама, Джиллиан, Бланш и Тернотта. Это, видимо, успокоило Эвелину.
— Ну так слушайте меня обе, — начала она. — И из любви и почтения ко мне повинуйтесь! Не пророните ни единого слова о том, что случилось нынче ночью. Это же передайте и двум другим девушкам. Помоги мне, Джиллиан, и ты, милая Роза, сменить мою измятую одежду и причесать растрепанные волосы. Жалкую же месть она задумала! И все из-за моей норманнской крови. Но она не увидит во мне ни малейшего следа причиненных ею страданий.
При этих словах глаза ее сверкали негодованием, и негодование осушило в них слезы. Роза наблюдала эту перемену со смешанными чувствами радости и тревоги, ибо знала, что ее госпожа, как балованный ребенок, привыкший к ласке и снисходительности всех окружающих, будет слишком глубоко переживать любое пренебрежение и враждебность.
— Видит Бог, — сказала верная служанка, — что я лучше хотела бы, чтобы на руку мне падали капли расплавленного свинца, чем ваши слезы. И все же, милая госпожа, сейчас я больше желала бы видеть вас в горе, чем в гневе. Старая леди, как видно, выполняла некий суеверный ритуал, принятый в ее роду; а ведь он отчасти и ваш. За свою знатность и богатство она пользуется уважением. Теперь, когда норманны хотят навязать вам свою волю и ваша тетушка аббатиса, наверное, тоже будет на их стороне, я надеялась, что вы найдете поддержку и приют у владелицы Болдрингема.