Обручев
Шрифт:
Уголь оказался хорошим, запас его по расчетам был не мал, и Владимир Афанасьевич надеялся, что на берегу Оки начнется разработка. Но этого не случилось потому, что через несколько лет мощные пласты угля были открыты близ села Черемхово [9] , именно там, где Карпинский не хотел начинать работы. Впоследствии не раз досадовал Обручев на чрезмерную осторожность своего начальника. Еще тогда, в 1889 году, можно было установить, какие богатые залежи угля находятся .возле Черемхова
9
Черемхово —
Но в тот год Обручев не имел возможности проверить, как обстоят дела в Черемхове. Доложив Карпинскому о своей работе, он сейчас же выехал на озеро Байкал. Там, на острове Ольхон, будто бы нашли графит, а в нем была большая нужда, и в первую очередь заинтересовалось графитом само Горное управление. В графитовых тиглях сплавлялось золото, которое привозили в управление со всех подчиненных ему приисков. Графитом был богат Алиберовский рудник, но находился он далеко, в глубине Восточного Саяна, и доставка обходилась дорого.
В этом путешествии Обручев познакомился с жизнью бурят-кочевников. Ему пришлось ехать по тракту через степь, где стояли бурятские жилища. Они не были похожи на войлочные кибитки туркмен. Бурятский дом — это восьмигранный сруб, как бы заготовка избы, без печи, без пола и потолка. Так живет бурятская семья в степи, на летнем пастбище, а зимою в улусе она помещается в таком же срубе, но крытом и имеющем печь.
Миновав степь, долго ехали верхом по долине реки Унгуры. Это был тяжелый путь по глухим охотничьим тропам, по моховым болотам, в которых лошади увязали почти по брюхо. Несметные полчища гнуса облепляли людей и лошадей. Порою путь пересекался боковой падью, по ней бежал ручей, впадающий в Унгуру. В таких местах лошадям приходилось совсем плохо, они скользили, падали, проваливались.
Каждый вечер Обручев, измученный дневной дорогой, радовался, что взял с собой палатку. Можно было выкурить комаров и, застегнув палаточные полотнища, спокойно спать.
Поднявшись на перевал через Онотский хребет, путники стали спускаться вниз, в красивую долину реки Успана. Здесь Владимир Афанасьевич много работал молотком, откалывая от скал образцы.
Когда вышли по Успану к реке Сарме и остановились возле нее на ночлег, проводник предложил Обручеву пойти вместе на солонец, попробовать подстеречь изюбра. Туда, где на почве видны «выцветы» соли, как говорят геологи, приходят по ночам олени лизать соль. Порой они так увлекаются, что забывают об опасности и не замечают охотников. Было очень заманчиво добыть такое животное, как благородный олень-изюбр, но больше двух часов Обручев не выдержал и, так и не дождавшись оленей, убежал из охотничьего укрытия в свою палатку. Сидя в засаде, курить нельзя: почуя табачный дым, олени немедленно скрываются. Однако дым отпугивает не только оленей, но и комаров. На некурящих охотников набросились такие тучи гнуса, что Владимир Афанасьевич потерял вкус к охоте.
На другой день начали спускаться вниз по долине реки Сармы, но когда спустились, оказалось, что дальше пути нет. Почти отвесно над водой поднимался горный склон.
Решили объехать ущелье, снова поднявшись на хребет, и спуститься другим путем. С трудом одолели подъем по старой крутой тропе, с большими предосторожностями спустились и увидели ту же картину- дороги нет, крупные, покрытые мхом валуны загромождают берег. Начали опять подниматься, надеясь отыскать третий путь. Но пошел мелкий и очень упорный дождь, все промокли до нитки, пришлось остановиться на ночлег.
Ночевали на хребте под дождем, без ужина. Среди каменных глыб не было ни дров для костра, ни корма для лошадей. Проклинали этот невеселый ночлег без горячей пищи, без возможности просушить мокрую одежду. Но когда, наконец, прекратился назойливый шепот дождя, Обручев внезапно очнулся от дремоты и чуть не вскрикнул — так прекрасно было то, что представилось его глазам. По ясному небу плыла полная луна и ярко освещала глубоко внизу серебряную поверхность Байкала. Суровые обрывы Приморского хребта темными ущельями уходили вдаль. Остров Ольхон тоже был хорошо виден и отсюда напоминал какого-то допотопного зверя, лежащего на воде.
Наутро удалось благополучно спуститься вниз. В бурятском улусе Обручев простился с проводниками, и его перевезли в лодке на Ольхон. Он начал искать графит на этом гористом острове.
Оказалось, что вкрапления графита в известняках Ольхона невелики и добытый здесь графит обошелся бы гораздо дороже, чем тот, что доставлялся с Алиберовского рудника. Тот приходилось возить издалека, но на месте он залегал сплошной массой, а не редкими гнездами, как на Ольхоне.
Несмотря на эту неудачу, Обручев был доволен поездкой. Он познакомился с Онотским и Приморским хребтами и с докембрийскими образованиями берегов Байкала.
Он вернулся в Иркутск и сейчас же выехал на южный конец Байкала. Нужно было осмотреть заброшенные слюдяные копи и тоже оставленные копи на реке Малой Быстрой, где добывали камень ляпис-лазурь, или лазурит. Этот синий, иногда фиолетовый или зеленовато-голубой камень со стеклянным блеском считается очень ценным. Из него сделаны колонны иконостаса в Исаакиевском соборе, лазуритовые вазы и шкатулки украшают дворцы.
Обручев тщательно осмотрел заброшенные копи, объездил все окрестные места, собрал много образцов, побывал в долине реки Слюдянки, где добывали флогопит — бурую слюду. По дороге он думал о том, что мусковит — белую слюду почти перестали разрабатывать. Она пользовалась спросом в давние времена, ее вставляли в окна, а когда стекло стало дешевым, слюда оказалась ненужной. Но, может быть, о ней еще вспомнят и она опять понадобится людям?
Владимир Афанасьевич был прав. Когда начала широко развиваться электропромышленность, слюда понадобилась как изоляционный материал и сибирские слюдяные копи опять возродились к жизни.
Об этой поездке Обручев впоследствии писал: «Мне поездка дала знакомство с рельефом и строением местности у южного конца озера Байкал, с кристаллической свитой архея, условиями залегания слюды и лазоревого камня, с молодыми излияниями базальта, прорвавшегося через архейский фундамент».
Осень выдалась теплая, хотя стоял уже сентябрь; Карпинский предложил Обручеву совершить до начала холодов еще одну поездку в небольшой курорт Нилову пустынь и изучить его геологию.
Владимир Афанасьевич не мешкая покинул Иркутск. Добрался до станции Култук, а отсюда поехал к западу, вверх по широкой и плодородной долине реки Иркута. Долина называлась Тункинской, по имени расположенного тут села Тунка.
Справа он видел горную цепь — Тункинские Альпы, — увенчанную пирамидальными горными вершинами с пролегающими между ними глубокими седловинами. Такие именно формы горного рельефа геологи называют Альпами по аналогии со Швейцарскими Альпами.
Совершенно по-иному на фоне сине-голубого неба вырисовывался слева горный хребет Хамар-Дабан — высокая стена с ровным гребнем и очень редкими плоскими куполообразными вершинами.