Общество по защите обесчещенных эльфов
Шрифт:
Бух-бух-бух.
Когда падение прекратилось, Ирвинг растянулся на полу у подножия лестницы.
Кровь!
О господи, кровь!
Древний лежал на спине, раскинув в стороны руки, и я оцепенело смотрела на его раненую, развороченную грудную клетку.
Рана выглядела кошмарно, и я тонко завыла от ужаса. Черные обугленные края, месиво из окровавленной плоти, сквозь которую белели кости.
Это ребра? О, боже мой, это ребра? Я вижу его ребра?
Всхлипнув, я зажала рот дрожащей ладонью. Меня трясло. Колени обмякли, и, цепляясь за
Умер?
Он умер?
Нет. Не может быть.
Разве бывает так, что ты целуешь человека, а уже через минуту он лежит в луже крови и не двигается? Тело еще помнит жар недавних объятий, ты продолжаешь ощущать запах любимого мужчины, а самого его уже нет в живых.
Не верю!
Бросившись вниз, я принялась с рыданиями гладить Ирвинга по лицу. Открой глаза! Пожалуйста, умоляю, открой! Посмотри на меня. Вот я рядом, сижу с тобой и не представляю, что буду делать, если ты не очнешься.
Что мне делать, Ирвинг?
Ты ж не оставишь меня одну?
Ты не можешь поступить со мной так жестоко!
Влюбить и бросить. Взять и умереть.
Я же в дракона превратилась, только чтобы остаться с тобой.
Ирвинг, черт бы тебя побрал, хватит разлеживаться!
Захлебываясь слезами, я принялась трясти Ирвинга за плечо. Мне казалось, что я могу его разбудить, привести в чувства — надо только трясти сильнее, звать громче, снова и снова умолять откликнуться.
Вот сейчас он очнется. Вот сейчас откроет глаза и застонет от боли. Прохрипит что-то пересохшими губами. Его веки дрогнут. Пальцы зашевелятся. Руки, недвижно лежащие на полу, приподнимутся в попытке меня обнять. Так и будет. Иначе и быть не может.
Но…
Глаза закрыты. Грудь не вздымается от дыхания, и в этих руках — руках, что так нежно и пылко обнимали меня всего пару минут назад, больше нет жизни. Они мертвы.
Неужели я больше не услышу голос Ирвинга, не увижу свое отражение в его зрачках, широких от страсти, никогда больше мой эльф не посмотрит на меня с любовью и лаской, не прижмет к себе, не уронит на кровать, чтобы накрыть своим телом?
Как же так?
Стоя на коленях и согнувшись пополам, я рыдала в плечо Ирвинга, мертвого, бездыханного, неподвижного.
Как же так? Как же так?
Мы же совсем недавно целовались на лестнице, собирались заняться любовью, а теперь мои пальцы испачканы его кровью и сердце в этой изуродованной груди не бьется.
Никогда. Какое страшное слово — «никогда».
Никогда больше.
Не посмотрит.
Не обнимет.
Не пошутит с серьезным видом, подтрунивая надо мной.
Не в силах смириться с потерей я снова принялась тормошить безвольное тело Ирвинга. Я дергала его за окровавленное плечо. Я звала его хриплым, надтреснутым голосом раз и разом. От страха и отчаяния я била его по бледным щекам, а потом вцепилась в собственные волосы и, как спятившая волчица, завыла в потолок.
Никогда больше.
Как это вынести? Как не сойти с ума от горя?
*
Не знаю, сколько прошло времени. Я обнаружила, что лежу, свернувшись калачиком, под боком у Ирвинга и прижимаю к губам его вялую ладонь. В комнате потеплело, а значит, Хедит ушла, оставив меня один на один с болью, с ужасным пониманием: все кончено. Мой любимый мертв. Его нет.
Страшная мысль. Она как нож под ребра, как кулак, летящий в лицо. Обрушивается на тебя, и ты лежишь оглушенная, не в силах сделать ни вдоха.
Твоего любимого больше нет.
И что-то важное внутри ломается, съеживается до размеров точки, чернеет и обрастает плотной ледяной корой.
Наверное, я выплакала все слезы. Щеки по-прежнему были влажные, но глаза — сухие. Стараясь не смотреть на жуткую рану в груди Ирвинга, я подтянулась выше и опустила голову на его плечо, не в силах заставить себя подняться на ноги и что-то делать. Я была как стеклянная ваза, которая, упав, разбилась вдребезги и усыпала осколками весь пол. Не собрать, не склеить — слишком много мелких кусочков.
Одна. В чужом мире. На богом забытом острове.
Куда идти? Зачем вообще вставать с пола?
Прижавшись к Ирвингу, я как одеялом укрыла нас двоих своим широким золотистым крылом и, обессиленная, высушенная горем, приготовилась снова отключиться, но вдруг почувствовала Это. Слабый ветерок, тронувший волосы на макушке. Теплый поток воздуха.
Дыхание!
Ирвинг дышал!
Жив!
О господи, жив!
Я резко села на колени и вгляделась любимому в лицо. Попыталась нащупать на шее пульс. Не получилось. Я не была медиком и могла делать что-то неправильно, искать пульс не в том месте. Возможно, сердце билось слишком слабо, чтобы я почувствовала ток крови.
Но Ирвинг дышал. Дышал! А значит, был шанс его спасти.
Врач. Мне нужен врач. Маг, целитель, кто-нибудь, способный вылечить его рану. Срочно.
Меня накрыла новая волна отчаяния. Я вспомнила, где нахожусь, — на безлюдном острове, которого даже нет на карте. В одиночестве. Неизвестно где. Я не могу просто взять и позвонить в скорую, чтобы та приехала и отвезла Ирвинга в больницу. Между мной и ближайшей больницей тысячи километров сурового океана. И телефона нет. И лодки нет. А даже если бы лодка и была, нет ни малейшего представления, в какую сторону плыть.
В полной мере я осознала всю свою чудовищную беспомощность. Ирвинг жив, но скоро умрет, потому что я не в силах его спасти.
Первая растерянность прошла. С трудом я заставила себя успокоиться, отбросить эмоции и сосредоточиться на проблеме, которую необходимо решить.
Остановить кровь!
Дрожащими пальцами я оторвала от подола кусок ткани и туго обмотала грудь Ирвинга. Тряпки мгновенно намокли и потемнели.
В голову пришла мысль, даровавшая секундное облегчение. Обычный человек давно бы умер от потери крови, но Ирвинг не обычный человек — он эльф и могущественный колдун. Магия каким-то образом поддерживает в нем жизнь. Время еще есть. Но как скоро оно закончится?