Общество по защите обесчещенных эльфов
Шрифт:
— Чудовище в твоей голове…
— Ирвинг сварит зелье, которое избавит меня от опухоли, и я…
Злое, почти змеиное шипение прервало мою речь:
— Наивная дура. Зелье он действительно сварит, но не то, о котором ты думаешь. Знаешь, зачем Ирвингу понадобилась кровь единорога? Сказать?
Хедит снова обернулась черным туманом с женским лицом. Температура в комнате упала на несколько градусов. Кончики моих волос даже покрылись инеем.
— Он ненавидит людей. — Богиня нависла надо мной темным облаком, ее затянутые мраком глаза оказались напротив
Что такое она говорит?
Избавить мир от… людей?
Я мотнула головой, пытаясь отряхнуться от слов Хедит, как от брызг грязи.
Я, похоже, неправильно ее поняла. Она неверно выразилась. Ведь не может быть, что бы Ирвинг…
Богиня надвигалась на меня грозовой тучей, а я пятилась и, казалось мне, что я не пячусь, а падаю, с каждым шагом падаю в бездонную пропасть.
Жестокие человечки убили его семью.
Знаешь, зачем ему понадобилась кровь единорога? Сказать?
Избавить мир от двуногих монстров.
— Зелье, которое готовит Ирвинг, несет погибель всему человечеству. — Зловещий живой туман заполнил комнату. Сизый дым продолжал валить из бурлящего котла, смешиваясь с этим туманом. — Если эльф, оборотень или любой другой грязнокровец выпьет зелье, ничего не случится. А вот человеку достаточно всего лишь подышать его ядовитыми парами, чтобы тут же пасть замертво.
Нет! Не может быть! Ирвинг не такой. Хедит врет! Специально пытается его оклеветать, чтобы я согласилась вернуться в свой мир и не путалась у нее под ногами.
— Ложь! Неправда!
— Правда, — наступала Хедит. — Ты просто его не знаешь. Пятьдесят лет назад Ирвинг пришел ко мне, сломленный, совершенно раздавленный своим горем. Гнев и жажда мести рвали его душу, и в отчаянии он попросил силу, которая поможет ему распылить ядовитое зелье по всей земле.
Я покачала головой. Не верю. Нет. Это что же получается? Я своими руками освободила безумного маньяка, желающего устроить геноцид?
Нет, нет, нет!
Я еще исступленнее замотала головой.
— А теперь подумай вот о чем. — Палец из черного дыма ткнулся мне в грудь. — Ты тоже человек. Беги, Диана. Беги от губительных паров зелья в свой мир. Только там ты спасешься от смерти.
— Вранье! Ты все лжешь! Я поняла, чего ты добиваешься. Не выйдет. Я не дам себя заморочить.
Я развернулась и сквозь туман и дым побежала к лестнице. Задыхаясь, взлетела по ступенькам, трещавшим и шатающимся под моими ногами. Рванула на себя дверь. Быстрым шагом пересекла гостиную. Поднялась на второй этаж в спальню, где оставила Ирвинга.
Он по-прежнему был в постели — лежал на спине, прикрытый одеялом до пояса. Светлые волосы разметались по подушке. Одна рука свисала с кровати, другая — покоилась на обнаженной груди. Сон его был неспокоен: брови то и дело сдвигались к переносице, и красивый чистый лоб прорезала хмурая складка. Губы шевелились, словно в своих снах Ирвинг с кем-то разговаривал.
Темный колдун.
Черный маг.
Безумный злодей.
Я смотрела на него и все больше убеждалась: Хедит солгала. Я не верила ни единому ее слову. Ни единому! Образ Ирвинга, нарисованный темной богиней, не вязался с тем, который хранила моя память. Не мог этот заботливый и нежный мужчина, боявшийся причинить боль девственнице во время ее первого раза, оказаться рехнувшимся маньяком, мечтающим стереть с лица земли весь человеческий род.
Ну бред же! Бред!
Опустившись на кровать, я принялась трясти Ирвинга за плечо. Дрожа и всхлипывая, я трясла и трясла его, пока синие глаза не открылись и не уставились на меня бессмысленно и осоловело.
— Диана? — проморгавшись, Ирвинг попытался меня обнять, но я оттолкнула его руку и прошептала хриплым, сдавленным голосом:
— Это правда? Там, в подвале, ты готовишь зелье, которое убьет всех людей? Ответь! Хедит врет? Она ведь врет, да? Пытается очернить тебя в моих глазах. Скажи!
Ирвинг смотрел на меня и молчал. Сидел на кровати, смотрел на меня и молчал. Не говорил ни слова в свою защиту. Не обвинял Хедит во лжи. Не оправдывался, не удивлялся, не выглядел ни оскорбленным, ни разгневанным.
Он должен был возмутиться! Вскочить с постели и закричать: «Что за ерунду ты мелешь?» Или хотя бы изумленно вскинуть брови: «Не понял». Но Ирвинг не сделал ничего из этого. Он просто, черт побери, сидел и молчал.
И я почувствовала, как меня накрывает истерика.
Я задрожала, затряслась, взмолилась:
— Скажи хоть что-нибудь!
Ирвинг поднялся с кровати, обернул вокруг бедер одеяло и подошел к окну, встав ко мне спиной.
— Что ты хочешь услышать? Люди годами истребляли мой народ. Убили всех, кто был мне дорог. Моей сестре едва исполнилось тридцать, когда они нашли ее и задушили. А перед этим надругались над бедняжкой, — его голос дрогнул. — Тридцать эльфийских лет — это по человеческим меркам… — Ирвинг тряхнул головой и протяжно вздохнул. Так дышат те, кто пытаются сдержать слезы. — Хочешь расскажу, что они сделали со второй моей сестрой? Она тоже была очень красива. При жизни. После ее с трудом смогла бы узнать собственная мать. Хотя, о чем это я? Мать не узнала бы ее в любом случае, ведь лежала рядом, такая же изуродованная и остывшая.
Всхлипнув, я закрыла лицо руками. Мокрые щеки. Соленая влага на губах.
— Плачь, Диана, плачь, — тихо проговорил Ирвинг, глядя в окно. — Плачь вместе со мной, ведь я оплакиваю их уже пятьдесят лет, каждый день, каждую ночь, когда они приходят ко мне во снах и спрашивают: «За что? Почему люди так с нами поступили?»
— И ты опустишься до мести? До уровня этих тварей? — Я уронила руки, и они безвольными плетями повисли вдоль боков. — Убьешь женщин, детей?
— Только взрослых. Зелье опасно только для взрослых. А женщины… Ты видела этих женщин в борделе.