Общество помощи проклятым
Шрифт:
– Ничего, – жизнерадостно откликнулась голова. – Можете защитить на мне диссертацию, я не против.
– Вы не расстраивайтесь, – сказал ему целитель, – я попробую пришить.
– Да не надо, – улыбнулась голова. – И в любом случае: я не знаю, где мое тело.
– Мы найдем, – заверил его целитель. – Вот жена сердиться перестанет, я ее попрошу взять след: она у меня нюхастая.
– А мне больше по душе грудастые, – голова подмигнула Ингрид, глядящей на их непринужденный разговор. Та вспыхнула и еще ниже склонилась над чистыми листами бумаги,
В приемной показался Лёкинель – мрачный, как туча. Он вяло скинул с плеча сумку, так что та грузно плюхнулась на пол, раскатив содержимое, и поплелся в гостиную.
– Что, опять мировая скорбь? – сочувственно поинтересовался Тео, водружая голову на обеденный стол.
– Вино еще есть? Лёкинель желает напиться, – сказал эльф, обессилено падая на стул. – Вторая самоубийца за месяц. Лёкинель больше не видит смысла в своей работе. Лёкинель бесполезен.
– Шер вчера последнюю бутылку уговорил, – разочаровал его целитель. – И деньги кончились. А к шефу из-за такой мелочи я не пойду, уж прости.
Эльф кивнул и звучно бухнулся лбом о столешницу – так, что даже «влюбленная» голова подпрыгнула и едва не упала на бок.
Ингрид неосознанно взялась за мешочек, подвешенный к поясу. Вздохнула. Деньги у нее были, и немалые: двух тысяч монет хватило бы на то, чтобы споить весь поселок. Но это были деньги на непредвиденные расходы, а депрессия Больных душ мастера была явлением перманентным. «Скупость это или серьезное отношение к делу?» – спросила себя Ингрид, пытаясь понять, почему не рвется утешать коллегу бутылочкой вина. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что в этом, пожалуй, тоже есть какое-то испытание от богов.
– Пойду попрошу Юхру сделать нашему бедняге механическое тело, – сказал Тео и поспешил прочь из гостиной – подальше от эльфа, источавшего во все стороны неизмеримую тоску и чувство тщетности бытия.
«Деньги не излечат душу», – решилась, наконец, Ингрид, отпустила мешок и сразу поняла, что поступает правильно.
– Не расстраивайтесь, Лёкинель, – сказала она, подойдя ближе и мягко погладив его по плечу. – Лекарь не может спасти всех. Тем более, когда дело касается души. Давайте лучше помолимся за несчастных вместе.
Она сложила руки в молитвенном жесте и со всей искренностью принялась читать полагающиеся в таких случаях слова.
– Будь прокляты все молитвы, – прорыдал эльф, пряча лицо и сотрясаясь всем телом. – Что за прелесть вам всем посвящать себя богам? Почему не живете, как люди?
Ингрид опешила и прервалась, удивленно на него глядя.
– Прямо у Лёкинеля на глазах прыгнула, – продолжал сокрушаться эльф. – Руки раскинула, как птица. Не слышала его совсем. Он кричал ей: бог не хочет твоей смерти! А она: я, мол, не умру. Я – чистая душа и жертвую только тело. И – раз – с крыши. На камни. И лежит: рука вывернула, лицо не на ту сторону. И улыба-а-ается…
Он снова глухо зарыдал. Ингрид и сама почувствовала острое жжение
– Все мы уйдем к богам, – сказала она, неловко обнимая мастера и гладя его по плечам. Отрезанная голова влюбленного, молча наблюдавшая за происходящим, тоже состроила сочувственную рожу. – Она ушла счастливой. Мы должны этому радоваться.
– Но она была так молода! – взвыл эльф. – Лёкинель бесполезен. Увольте его, Ингрид, увольте! Какой прок от Больных душ мастера, если он юную девицу от смерти отговорить не смог?
– Я вам лучше премию выпишу, – сказала Ингрид, похлопав его по спине. – За вредность.
Эльф снова зарыдал, но теперь уже без слов. Ингрид еще некоторое время посидела с ним, легонько похлопывая беднягу ладонью и слушая, как рыдания постепенно переходят в нытье. Арнольд тоже подполз-перекатился поближе и сочувственно облепил ногу мастера. Потом в гостиной раздался шорох. Ингрид проводила взглядом крадущегося обратно Тео, сделала ему «страшные глаза»: мол, почему тоже не утешаешь? Тот сделал знак «чур меня» и скрылся у себя в лекарской палате. Предатель.
– Рекомендую лечить подобное вином и бабами, – сочувственно сказала голова. – Кстати, знаю в городе один бордель. Там такие девочки…
Почти утихшие рыдания эльфа возобновились с новой силой. Ингрид возмущенно уставилась на непрошенного советчика.
– А что? – удивилась голова. – Мне раньше всегда помогало. Бывало, придешь туда – уставший, расстроенный. А они тебе – и улыбки, и ласку. Лучше всякой жены. И с детьми, опять же, не возиться.
Лёкинель вдруг вскинулся, отвесил голове «леща» и умчался в свою комнату на втором этаже.
– Импотент, – уверенно заявила голова, из положения лежа на боку глядя ему вслед. – Нормальный мужик побежал бы в бордель.
– Ну кто вас за язык тянул? – возмутилась Ингрид, тем не менее помогая голове принять вертикальное положение. – Видите же: человеку плохо от ваших советов.
– А что плохого в борделе? – не поняла голова. – Сам же говорил, что устал от того, что девицы больно много в богов веруют. Так в борделе…
– Слушайте, – возмущенно вскинулась Ингрид. – Вы от женщин пострадали, а теперь других на неверную дорожку толкаете. Боги учат любить ближнего…
–… так и я о чем, – попыталась было перебить голова.
– Любить, а не совокупляться, – сурово уточнила Ингрид, уперев руки в боки. – Вот если б вы соблюдали законы божии, никто бы вас не проклял.
На это голове было нечего возразить. Разговор был исчерпан, и Ингрид решила подняться к себе – не бежать же за Лёкинелем в его комнату.
– Присмотрите за приемной, – велела она, поднимаясь. – Все равно вам пока заняться нечем.
– Конечно, госпожа, – без проблем согласилась голова, окидывая гостиную хозяйским взглядом. – Кстати, меня зовут Анжи. Если вам будет интересно, я знаю уйму увлекательных историй и умею петь колыбельные. И разбираюсь в женском белье. И в искусстве любви. Только позовите – всегда к вашим услугам!