Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия

Кириченко Олег Викторович

Важное значение для воспитания патриотического народного чувства имело празднование Покрова 14 октября 1941 г. в Москве: «после праздника Покрова Пресвятой Богородицы вырвалось из глубины народной души сокровенное светлое чувство – любовь к России, и сопротивление Красной Армии резко окрепло». Важной вехой стала Божественная Литургия в переполненном Богоявленском соборе 22 октября 1941 г. Митрополит Николай Ярушевич сказал: «Мы пройдем через все испытания, и мы под знаменем Богородицы победим врага. С нами Бог, с нами Богородица. Мы молимся о единстве нашего народа. Мы верим, победа придет!» 330

330

Послание к московской пастве // Вестник военного и морского духовенства. 2005. Спецвыпуск. С. 40.

Известны многие случаи небесной помощи воюющим советским солдатам. Здесь также на первый план выходит образ Божьей Матери. В ноябре 1942 г. в самый тяжелый период защиты Сталинграда было явление Божьей Матери в небе над городом. Свидетелем чуда стали воины целой воинской части армии Чуйкова 331 .

Тема чудес и покровительства Божьей Матери в военные годы на сегодня мало исследована, хотя уже накоплен обширный круг свидетельств, но в силу «ненаучного формата» самого понятия «чуда» это явление, к сожалению, не вводится в научный оборот и военная тема не получает дополнительной смысловой акцентировки.

331

Красник Л., Андреев Ф. Сталинградское знамение // Вестник военного и морского духовенства. 2005. Спецвыпуск. С. 61–65.

В послевоенный период в советской идеологии сложившийся канонический образ «Родины-Матери» следовало перенести в более привычные для советского человека формы. Из области «иконописной», плоского образа, который поддерживала в годы войны и публицистика, это понятие стало перетекать в объемные формы «памятника». После войны религиозная составляющая быстро начинает уходить из художественных символических сюжетов, через которые государство обращалось к «сердцу» народа. Появление памятников Родине-матери показывает, что началось решение другой идеологической задачи.

Наиболее ярким проектом в этой области стало появление воинского мемориала на Мамаевом кургане в Волгограде, воздвигнутого на месте ожесточенных боев в 1943 г. Комплекс возводился в 1958–1967 годах, хотя идея его сооружения появилась раньше. Новым в символике каменной «Родины-Матери» на Мамаевом кургане было оружие в женских руках; Родина-Мать взяла в руки меч, что не характерно ни для военного плаката, ни для православной иконографии. Меч в данном случае заменил Слово, поскольку на известном плакате Тоидзе Родина-Мать держит лист с призывом идти на фронт. Тут же сразу возникают известные слова, произнесенные св. князем Александром Невским: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет». Фраза, идущая от евангельских слов Спасителя, когда Он запрещает апостолу Петру действовать мечом против своих врагов. Памятник на Мамаевом кургане – это искусственно сконструированный образ, далеко ушедший от военного первообраза из плаката «Родина-Мать зовет». Сам по себе камень, как выразительный материал, уже выходит за рамки православной традиции; кроме того, мы видим фигуру Родины-Матери без платка (античный подтекст), с мечом. Все это в совокупности отражает не священное достоинство Матери, а указывает на иной смысл. Новый смысл здесь привязан к карающему мечу, он указывает на суд, возмездие и, в конечном счете, обращен к закону (государству). Перед нами не православный сублимированный образ Матери, а скорее античный мифологический персонаж, главная цель которого – этическое воздействие на зрителя. Проводится нравственная идея возмездия за преступления против человечества. На это рассчитаны и гигантские размеры скульптуры. Перед нами культурное пространство, оформленное для того, чтобы напомнить о бывшей здесь войне. Образ Родины-матери не перешел (и не мог перейти) из плакатов в иное православное, хотя и светское, но высокое художественное пространство, а, потеряв после войны свою мощнейшую сакральную символику и значимость, «застыл» в сугубо этическом символе. Этическое начало здесь побеждает эстетическое воздействие именно благодаря перекодировке традиционных смыслов. Эстетические элементы (камень, гигантские размеры статуи, ее античный символизм) работают не на эстетическую идею, а подчинены этической мысли – возмездия и отмщения за военные преступления. «Афина» – богиня войны, видевшая войну воочию, выступает обличительницей военных преступников.

Интересен в этой связи вопрос о православных памятниках, которые стали появляться в большом количестве с начала 1990-х годов. Настолько они «святы», при том, что среди них мы видим лики святых и подвижников? Чем памятно всем время начала 1990-х? Резким ослаблением силы государственной власти, падением авторитета закона, своего рода анархией в структурах власти, безудержным шельмованием всего своего самобытного русского, российского, традиционного, с перекосом внимания на все западное, американское, демократическое, рыночное. В эти годы, разрушительно действовавшие на умы граждан России, на их гражданское самосознание, православная скульптура стала своего рода средством, препятствующим этому тотальному разрушению государственного сознания у людей. Скульптура, как мы уже выше отмечали, по своему материалу и в силу своей телесности, всегда была чужда православному художественному видению образа человека, так как в самом уже материале – камне, бронзе, мраморе – выражена этическая приземленная мысль.

Почему же тогда православный скульптор В. М. Клыков, самый известный из череды скульпторов постсоветского времени, стал активно созидать скульптуры с православными сюжетами? Причина этого в страшном дефиците средств воспитания гражданских чувств: долга, патриотизма. К телевидению воспитателей патриотизма не допускали, поскольку там реализовывалась прямо противоположная программа, и тогда православная скульптура стала подлинным воспитателем чести и достоинства российского гражданина. Православные святые – благоверный князь Александр Невский в Курске, святые просветители славян Кирилл и Мефодий в Москве, страстотерпец царь Николай II в Тайницком, прп. Сергий Радонежский в Троице-Сергиевой лавре (перед ней), прп. Нил Столобенский в Осташково, перед монастырем – десятки памятников святым должны были аккумулировать в душах людей чувство патриотизма, взывать к памяти, к истории, связывать историю гражданскую с историей церковной. Появление этих памятников было следствием слабости государственной власти России, а также следствием оттеснения православия от гражданского воспитания на задворки информационного вещания. Памятники православным святым продолжают появляться и сейчас (в Воронеже памятник свт. Митрофанию, в Симферополе памятник свт. Луке (Войно-Ясенецкому) и др., что указывает лишь на то, что проблема, из-за которой они вынуждены появляться, до конца не решена, особенно в области информационного поля. Создатели памятников православным святым и государственным деятелям пользуются, конечно, языком модерна, но этот язык был освоен еще в имперскую эпоху России и стал привычным. Этот «имперский язык» сегодня не по сердцу некоторой части православных, видящих в этом феномене католическое влияние, что, конечно же, нельзя признать справедливым. Имперский язык без империи сегодня – это нонсенс, но это вынужденное противоречие, которое должно решиться со временем, когда о святынях русской истории не стыдно будет говорить политикам, журналистам и телеведущим.

Подытоживая сказанное, отметим, что из двух обозначенных в постановочной части характеристик этничности – динамичной и статичной, именно статичная, связанная с пространственными характеристиками этнического осознания территории, имеет функцию защитного механизма этноса. В то время как динамичные характеристики этничности (язык, антропологический тип, духовность, материальная культура) отвечают за адаптивные возможности (адаптация к духовному, социальному, культурно-материальному и природному миру).

Сужение комплексного этнорелигиозного понятия «Русская земля/ Отечество/Святая Русь» до уровня текстов и, в конечном счете, замена его понятием «родина» было не случайным историческим эпизодом в истории России, учитывая (как отмечалось выше), что в XVI–XVII вв. в стране существовала острая потребность в созидании Святой Руси как единого территориального, для России, целого. Но продолжение созидания стало тормозиться, в рамках прежнего политического и социального устройства страны, по причине угасания того мощного импульса, который Церковь и страна получили в результате деятельности прп. Сергия Радонежского и его многочисленных учеников и последователей. Вместе с тем в предпетровский период быстро росла активность «извне» на внешних границах государства, в то время как Россия не готова была так же активно ответить, ни экономическими, ни политическими, ни церковными средствами. В основе всего лежал, конечно, духовный фактор. Им определялся и уклад жизни страны, и особенности ее политической жизни, и лицо ее хозяйства – экономики. Вот почему «святорусская идея» продолжала быть главным внутренним мотивом всех назревающих перемен. Миссионерские запросы Русской Православной Церкви в этот период требовали не только оказывать денежную помощь греческим патриархам, но – более активно и конструктивно участвовать Русскому Православию в общемировом процессе. Вот почему, по большому счету, Российская империя, которую начал созидать Петром I, была лишь политическим и экономическим средством для достижения духовных целей, которые сводились к продолжению церковной миссии Русской Православной Церкви как внутри России, так и за ее пределами. Итогом огромных усилий всего русского общества было распространение Русского Православия в XVIII—XX вв. не только в Сибири, на Дальнем Востоке, Кавказе, Средней Азии, но и по всему миру. Православие пришло в Северную Америку, в Юго-Восточную Азию (Японию, Корею, Индию, Китай), Европу. Трагический для России XX век принес свои великие духовные плоды, через рассеяние по всему миру огромного числа русских появилась возможность открыться сотням и тысячам православных храмов и десяткам монастырей в самых разных уголках мира. Вот почему, на наш взгляд, Российская империя была скорее глобальным церковным, чем государственным проектом, направленным на решение Вселенских церковных задач, и русские люди в этом проекте стали той этнической силой, которая была целенаправленно употреблена на решение проекта.

Нами был рассмотрен процесс русского этнического и национального домостроительства, который включал в себя, и этногенез, в узком смысле этого слова (до середины XVI в.), и нациогенез (имперский период), и нациестроительство в разных его формах (советской и постсоветской). Русская этничность чрезвычайно обогатилась этим многовековым, многотрудным и даже трагическим опытом, но вместе с тем к началу XXI в. и была поставлена в условия крайнего истощения. В то же время русский народ действовал и действует в рамках сложных форм государственного целеполагания: здесь есть такие понятия, как Святая Русь, Россия, Российская империя, Российская Федерация, – и все они связаны друг с другом, и все они заменяют друг друга, но содержат в себе все остальные смыслы. Нынешние русские в значительной степени растеряли понимание «русского закона» и «русской православной веры» на церковном ее уровне и глубине, но в них жив еще этнический идентификатор, связанный с территориальными границами, привязанный к понятию «Россия». Как было отмечено выше, чтобы вернуть русской этничности силу ее триединства, необходимо двигаться в сторону укрепления территориальной этничности за счет церковной составляющей, и только на следующем этапе будет возможно укрепить русское правосознание и довершить процесс реэтногенеза созданием новых государственных форм, отвечающих народному духу.

Глава вторая

Российское цивилизационное пограничье

Государственное пограничье может нести разную этнокультурную нагрузку. Границы отражают специфику каждой страны. Большинство стран принадлежат к категории политических держав, и границы у этих средних по размерам государств, как правило, моноэтничных, тоже будут национальными и, следовательно, чисто политическими.

Более редки государства, имеющие статус цивилизаций, для которых характерно широкое, не сводящееся к этничности понимание границы. В наше время цивилизационный статус в силу некоторых исторических причин стал приобретать решающее значение. И как бы политические державы ни ценили свою политическую монолитность, ситуация такова, что и центр, и особенно границы в политических державах в наше время должны жить совершенно по новым – не жестко политическим законам, а по другим – гибким, каким жили всегда цивилизации. Глобалистские тенденции, на наш взгляд, связаны с созданием новой модели межгосударственных отношений. Эта модель, выстраиваемая на наших глазах, и представляет собой создание нескольких крупных цивилизаций (а в перспективе – одной) взамен множества мелких и средних стран. С одной стороны, подобный динамичный процесс направлен на более эффективное взаимодействие отдельных стран (экономический, финансовый интерес), а с другой – не меньшая его цель в созидании нового пограничья, чтобы избежать межэтнических конфликтов. Для этого современные государства вынуждены прибегать к опыту цивилизаций.