Обсерватория в дюнах

Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Марфенька сидела, раскрасневшаяся и довольная, на краешке стола, крепко сжимая телефонную трубку. Было утро. Евгений Петрович ушел в институт. Только что звонил Яша Ефремов, прямо с Павелецкого вокзала. Он поехал устраиваться с ночлегом. Как только Яша устроится, он приедет сюда. Марфенька должна его ждать. В школу она сегодня, конечно, не пойдет: они переписывались более трех лет, но еще не виделись. Яша приезжал один раз в Москву, когда был напечатан его рассказ. Хороший рассказ! На Марфеньку он произвел неизгладимое впечатление. Одинокий мальчуган-подросток отказался признать единственного родного человека – дядю, капитана корабля,– потому что

тот когда-то сделал подлость: оклеветал лоцмана из их поселка Бурунного.

Яша и сам жил в поселке Бурунном и тоже был принципиален: не согласился же он переделать рассказ, хотя мог думать, что его в таком виде не напечатают.

Так вот, когда Яша приезжал, Марфенька как раз уехала с отцом в Крым. Так они и не встретились. Но переписывались очень часто. Если бы издать все Яшины письма, то получилась бы целая повесть – эпистолярная повесть о его приключениях.

Яша Ефремов был совсем особенный, в их школе не было таких ребят ни одного. В поселке Бурунном, может, и были, но у них – ни одного! Он был самостоятельный, давно работал и сам содержал себя.

Несмотря на то что ему едва сравнялось двадцать лет, он уже работал линейщиком на междугородной линии связи, наблюдателем на метеорологической станции, ходил в море матросом, ловил с ловцами рыбу «на глуби», участвовал в научно-исследовательской экспедиции, попадал в относы и чуть не погиб. Последний год он работал механиком на аэродроме и летал над Каспием. Но самое главное, за что его любит и ценит Марфенька,– Яша Ефремов всегда самостоятельно мыслил. Уж он-то никогда не будет повторять чужие мысли, будь они хоть сверхмодные! У них, судя по переписке, было очень много общего. Но Марфенька никогда не видела Яшу, даже на фотографии: он не любил сниматься и так и не прислал ей свою карточку.

И вот Яша здесь. У Марфеньки гулко колотилось сердце: а вдруг он в ней разочаруется? Вдруг она ему не понравится? На фотографии она всегда выходит гораздо лучше, чем на самом деле, потому что у нее фотогеничное лицо – так уверял Виктор Алексеевич. Ах, разве для такого, как Яша, может иметь значение, красива она или нет! Красивее Мирры уже некуда быть, а она совсем ему не нравится. Но у него такая умная, благородная сестра Лизонька, он столько писал о ней и с такой любовью! Он просто преклоняется перед ней. Разве она, Марфенька, выдержит такое сравнение?

Вошла Христина и внимательно посмотрела на нее: она сразу почувствовала, что Марфенька чем-то взволнована.

– Приехал Яша Ефремов, скоро придет! – сообщила Марфенька.

Они приготовили все к чаю и сели рядышком на диван – ждать.

Яша пришел только к вечеру. Марфенька сама отперла ему. Оба так смешались, что только молча пожали друг другу руки. Яша, не дождавшись приглашения раздеться, сам догадался снять пальто и повесил его в передней. Тогда Марфенька, проговорив: «Ну вот, это, значит, вы!» – и сразу покраснев, потому что вспомнила, что переписывались они на «ты», повела каспийского гостя в свою комнату.

В комнате Марфенька устроила настоящую иллюминацию (пусть будет праздник!), включив сразу все лампочки.

Они стояли посреди комнаты и серьезно рассматривали друг друга. «Так вот он какой – Яша Ефремов!» – «Так вот она какая – Марфа Оленева!» Марфенька представляла Яшу гораздо выше и крепче, а он оказался ростом с нее – худощавый паренек с необычно светлыми серыми глазами на смуглом лице. Когда он улыбнулся, на щеках его проступили ямочки, что придало ему какой-то совсем ребяческий вид. Темные волосы аккуратно подстрижены, и от них пахнет одеколоном. Похоже, что он только сейчас был в парикмахерской, оттого и задержался: не в поселке же ему подстригаться, если он едет в столицу! На нем был коричневый, с иголочки, костюм наверное, купил его готовым только сейчас и сразу надел.

Марфенька рассердилась на себя за то, что примечает все эти мелочи, даже то, что ботинки-то он забыл или не успел почистить, а вот главное – его сущность – никак не уловит. Словно его душа залезла, как улитка, в свою раковину, и до нее не добраться. Даже его улыбка была какой-то напряженной, несмотря на девичьи ямочки. Марфенька вдруг увидала, что на его прямом носу выступили бисеринками капельки пота, и с чувством острой жалости поняла, как он волнуется, как ему неуютно и тягостно.

«Не здесь нам надо было встретиться первый раз! – мелькнула запоздалая как раскаяние, мысль.– Вся эта дорогостоящая мебель папы и мамы – ведь это не мое и не подходит ко мне, а он может этого не знать».

Приходилось теперь инициативу брать на себя.

– Ты меня такой представлял?—просто спросила Марфенька.

– Нет. Не такой.

– Какой же?

– Менее взрослой и более простой Марфеньке захотелось заплакать.

– Ну вот... А я хуже?

– Не хуже, но другая

– О!

– Ничего, я привыкну. Ведь ты... (скакой натугой он произнес это «ты»), ведь в письмах ты была настоящая

– Ну конечно, настоящая! Мы еще просто не привыкли друг к другу. Яша, ты надолго приехал? Давай сядем вот здесь, у письменного стола. Ты видишь: над ним карта Каспия. Здесь я занимаюсь – у моря. Я должна бы Ветлугу вспоминать, а я мечтаю о море.

– Я приехал на курсы пилотов-аэронавтов. Получил письмо от Ивана Владимировича Турышева, я писал тебе о нем – ученый-климатолог и аэролог Так он сообщает, что с весны откроют, наверное, институт Каспия. Несколько лет Иван Владимирович и Филипп Мальшет добивались открытия этого научно-исследовательского института. Понимаешь, чтобы решить проблему Каспия как можно скорее, все наблюдения должны быть сосредоточены в одном месте, а они по разным ведомствам. Ихтиологи для себя изучают, геологи для себя, океанологи и метеорологи для себя. В каком институте есть Каспийский отдел, а в каком – один кто-либо изучает Каспий на свой страх и риск. Это очень важно, ты даже не представляешь, как важно, чтоб был один центр по изучению Каспия – институт. Директором будет Мальшет, я тебе писал о нем. Он всю жизнь посвятил Каспию. Он был тогда начальником экспедиции – ну, я тебе писал о всех наших приключениях. Филипп настоящий человек и настоящий ученый! Ты не представляешь, как мы с Лизой его уважаем! Ну, ты знаешь, я ведь писал. Так вот, Мальшет и Турышев хотят собрать в институте таких людей, которые действительно увлекаются Каспием, а не просто деньги зарабатывают или ученые степени. Понимаешь? Ведь первое время будут всяческие неполадки, неустройство, а работать придется много.

В научной теории сейчас столько неизвестного... и все это требует самого скорейшего разрешения. Иначе проблема Каспия не будет решена. Пригласили Лизоньку в качестве метеоролога и меня как пилота. А пока время есть, я должен получше изучить аэростатику и аэронавигацию. Вот почему я поступаю на курсы. Они уже работают, в Долгопрудном при Центральной аэрологической обсерватории,– мне придется приналечь на занятия. Там я буду жить эти четыре месяца. А Лизонька до открытия института пока остается в Бурунном на метеостанции