Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
— Норма.
— Я спрашиваю: пульс?
— Иван Иваныч, норма! — отвечал анестезиолог.
— Врете!
Первый ассистент смигнул с ресниц пот, нагнулся к кардиографу:
— Не врет, Иван Иваныч. Пульс восемьдесят…
Иван Иванович только покосился — свирепо, поверх маски… Руки его укладывали печень, как тесто в форму.
— Я вам еще не врал, Ван Ваныч… У него насос вместо сердца, право… Идеальный какой-то больной. Дышит как дельфин, — сказал анестезиолог.
Иван Иванович фыркнул в маску. Несколько минут
Третий врач передвинулся на его место и стал зашивать полость, стремительно протаскивая иглу и завязывая узелки. А профессор Ямщиков затопал вокруг стола. Руки он нес перед собой, как два флажка. Посмотрел, проговорил:
— Веко!
Раненому приподняли веко, и хирург посмотрел в зрачок. Глаза самого профессора были лишены ресниц, воспалены и свирепы. Он фыркнул, повел маской и приказал:
— Готовьте челюсть. Руки. Все готовьте! Ира! Позвони моей. Скажи, сам обедать не придет. Скажи, апостола режет…
«Резал» Иван Иванович до ночи — пациент упорно дышал, и сердце действительно работало как насос. Утром же профессор, едва вошел, осведомился — жив ли оперированный. Оказалось, жив… Ямщиков отправился в бокс, пофыркал и вдруг приказал:
— Ира! Швы смотреть!
— Где, Ван Ваныч?
— Брюшину.
Июньское утро сверкало за окном — за спиной профессора. Дождь лил ночь напролет. Светило солнце, а с деревьев еще капало.
— …Эт-та что такое?! — шепотом спросил Ямщиков.
— Соединительная ткань, — пискнула Ира.
— У, академик… Поди сюда. Слушай. Никого к больному не допускать! НИКОГО! Сма-атри…
— Посмотрю, Иван Иваныч, — пропищала Ира. По ее лицу было видно — умрет, никого не пустит…
Ямщиков стремительной носорожьей побежкой покатился к административному корпусу и через минуту был в кабинете профессора Потосова, директора Института скорой помощи.
— Дорогому гостю! — удивленно пропел директор.
Ямщиков пренебрег его удивлением и спросил:
— Смотрел вчерашние операции?
— Пока администрирую. Что? Были происшествия?
— Происшествия? Зачем же?.. Были операции… — отвечал Ямщиков. — Поинтересуйся, — и положил на стол тетрадочку — историю болезни.
Черные, по-восточному изогнутые брови профессора Потосова полезли вверх и согнулись, как вопросительные знаки.
— Довезли из Караваева?! — воскликнул директор.
— Так точно. Я прооперировал.
— Печень?
— Все. Печень, череп, ребра извлек. Ноги сколотил. Руку еще. Пузырь зашили…
— Ты отчаянный человек, Иван! Ночью он умер, конечно?
— Живет.
— Ну и здоровяк!.. Поздравляю, Иван! Рискнул — выиграл!
— Ты не прыгай, — сказал Иван Иванович. — Помнишь, был секретный циркуляр? Здесь читали, в твоем кабинете?
— Что-то помню, — выжидательно
— Ничего ты не помнишь… Не бреши. Приказано сообщать о случаях ускоренной регенерации тканей. Где этот циркуляр?
— У меня в сейфе. Скажи, при чем циркуляр? Очень здоровый человек, выжил — спасибо ему! Помнится, году в…
— Ты подними циркуляр, — перебил Иван Иванович.
Директор полез в сейф. А профессор Ямщиков навалился животом на край стола и хрипло зашептал:
— Утром… утром, понимаешь, полчаса назад приходим с Ирой… Живой… Хорошо… Храпит как извозчик. А брюшина зажила!
— Что-что?
— За-жи-ла! На уровне пятого дня. Чисто. Хоть швы снимай… — Иван Иванович повертел толстыми пальцами, подыскивая еще сравнения. — Хоть хвойную ванну ему прописывай! Челюсть срослась!
Между тем профессор Потосов извлекал из сейфа последовательно: обломок человеческой кости, коробку с танталовыми шурупами — для свинчивания костей же, коробку сверл, бутылку спирта и, наконец, папку с бумагами. В ней отыскал циркулярное письмо, начинающееся словами: «Всем больницам, госпиталям, станциям „скорой помощи“…»
Они прочли документ. Потосов опустил его на стол — текстом вниз, набрал телефонный номер.
— Алло! С кем я говорю? Так, правильно… А это говорит профессор Потосов, директор Института скорой. Да, по письму. Вчера. Мужчина. После авто. Я говорю, после автомобильной катастрофы. Да. Нет, он спит. Наркоз у него. Да. Да. Договорились…
Добыча
Из ворот Центра выехали машины с оперативными сотрудниками и, набирая скорость, ринулись к бульварам. За ними — госпитальный РАФ. Старшим отправился Ганин. Начальник Центра руководил операцией из своего кабинета, по радио. Он сидел, покусывал ноготь и отмечал время. Машины вышли через семь минут после звонка Потосова. Въехали во двор Института скорой помощи еще через девять минут. Итого шестнадцать. Врачи — во главе с Анной Егоровной — прямо от ворот, подхватив в машину Ямщикова, помчались к операционному корпусу. Офицеры оперативной группы сопровождали РАФ до операционного корпуса, а там разделились. Пятеро обеспечивали охрану врачей, двое остались на связи, а еще трое поехали дальше, в глубину институтского сада, к каптерке, где хранится одежда пациентов. Через двадцать шесть минут после начала операции Зернов услышал голос Ганина:
— Первый, Первый!.. Докладывает Павел. Обнаружено! Повторяю — обнаружено! Прием!
— Первый к Павлу. Изъять все личные вещи раненого. Доставить немедленно, на третьей машине. Допросить гардеробщицу — не спрашивали ли одежду до нас. Связной! Доктора мне. Прием.
— Связной к Первому. Доктора вызываю. Павел передает — третья машина вышла в хозяйство.
Две длинные минуты — пауза. Затем голос Анны Егоровны:
— Первый, я доктор. Слушаю.