Обучение по-драконьи или Полевые испытания на эльфах
Шрифт:
Пандора чувствовала сколь болезненна для мужчины данная тема и потому не стала уточнять, о каких именно прецедентах идёт речь.
– Мириэль древняя, поэтому, возможно, Ингвэ прав и к завтрашнему утру её попустит… – предположила она.
– Да, – кивнул Ганимед. – То, что она не юная и восторженная девица – это хорошо.
– Мириэль однозначно не юная и восторженная девица, – заверила опекуна девушка, дабы хоть немного его успокоить.
Вот только при этом, её бы кто ещё успокоил! Ей бы кто сказал, что она ошибается. Ошибается в том, что Мириэль, на самом деле, гораздо хуже, чем любая
Внезапно впервые за свои тридцать три года Пандора осознала, что её неспособность влюбляться – это тоже своего рода проклятие. Ей никогда не узнать, как это когда душа одновременно и поёт и томится от неизвестности. Как это флиртовать и кокетничать, очаровывать и завоевывать. Да, она может полюбить, но только один раз и только, если сама себе это разрешит. К слову, её мать, позволив себе полюбить Зевса, сделала очень неудачный выбор. Возможно, поэтому её тетка Гестия и сестра Афина – так и не решились до сих пор, кого-нибудь полюбить.
Пандора вздохнула, насколько же проще, когда выбор за тебя делают гормоны. В этом случае, всегда есть отговорка: «сердцу не прикажешь». В её же случае, когда право выбора отдано её серым клеточкам, а не коктейлю из фенилэтиламинов, дофаминов, серотонинов, норадреналинов и окситоцинов – такой отговорки нет. Просто для неё ошибка в выборе гораздо более обидная и болезненная.
«Моя мать тому пример! – с новым вздохом подумала она. – Да уж, иметь в запасе вечность и только один шанс полюбить – это определенно проклятие», – окончательно решила и постановила юная богиня.
– Ладно, – услышала она словно бы сквозь пелену столетий голос Ганимеда. – Пошел я спать. Слишком устал. А ты как?
– Я останусь. Мне нравится здесь, – кивнула она на балкон. Вслед за чем подошла к двери, раскрыла её, прошла на балкон и с комфортом расположилась на шезлонге.
Повинуясь неосознанному и очень удивившему его порыву, Ганимед, вопреки своим словам, сделал несколько шагов вслед за подопечной.
– Что-то мне подсказывает, что в этом шезлонге ты так и останешься до утра, – усмехнулся он, облокотившись о косяк балконной двери. Скользнувший по полулежащей в расслабленной позе девушке взгляд мужчины вдруг стал мечтательным.
Заметив сияющий нежностью взгляд опекуна и уловив его изменившееся настроение, Пандора не смутилась и не удивилась. Она совершенно точно знала, кому предназначалась нежность во взгляде древнего красавца. И этот кто-то определено была не она.
– Я даже знаю, что именно тебе это подсказывает, – с лёгкой иронией заметила она, словно бы невзначай, напоминая опекуну об их эмоциональной связи. – Как и знаю то, что ты уже пару-тройку тысячелетий не видишь в этих звёздах ничего особенного.
Расчет на ироничный, слегка ехидный тон оправдался. Блондин вздрогнул, словно бы очнувшись от сна-наваждения. И нежность исчезла из его взгляда.
Юная богиня не знала, что из себя представляла покойная жена её опекуна, но почему-то была уверена, что являлась полной её противоположностью.
– Ты права, – кивнул мужчина. – После трёх тысяч лет восхищение звёздами понемногу проходит. Поэтому лично я предпочитаю мягкую уютную постель, а не шезлонг. Даже, если это шезлонг в самом настоящем сказочном саду, – он обвёл взглядом перешептывающиеся между собой деревья. – И лёжа на нём я смог бы всю ночь любоваться невероятно яркими и потрясающе красивыми звёздами! И всё же я понимаю тебя. И даже по-хорошему немного завидую… Хочешь верь, хочешь нет, но я когда-то тоже жил свою первую сотню лет. Что ж… Приятных снов. Надеюсь, тебе приснится путеводная звезда, – криво усмехнулся он. Развернулся, сделал пару шагов вглубь комнаты, затем вдруг остановился, обернулся и спросил.
– Или, возможно, ты хочешь ещё поговорить? Мне остаться? Составить тебе компанию?
Ганимед озвучил своё предложение вежливо-спокойным, почти отеческим голосом, но по эмоциональной связи Пандора уловила тоску и одиночество.
Он действительно хотел поговорить. Но не с ней. А с Эллиной.
Она же была просто суррогатом.
Нет, красавец блондин не перешел бы границ приличий. Они просто говорили бы и говорили всю ночь.
Вот только он говорил бы со своей покойной женой, а не с ней.
Не то, чтобы Пандору это задевало или унижало. Просто она не считала, что с её стороны было бы правильно потакать фантазиям влюбленного и безмерно страдающего мужчины.
– Нет, – покачала она головой и, демонстративно повернувшись к опекуну спиной и уставившись на звёзды, спокойно, твёрдо и уверенно пожелала: – Спокойной ночи.
Мужчина был явно разочарован. Тяжело вздохнул.
Девушка не видела, как он идёт к двери. Однако готова была поспорить, что удаляясь, он несколько раз обернулся.
Пандора была не против быть Ганимеду другом. Даже не так, она мечтала, что когда-нибудь они станут настоящими, искренними друзьями. Она хотела бы дать ему возможность выговориться, хотела бы хоть немного облегчить его страдания… Однако знала, потакая его фантазиям, она не поддержит его, а наоборот сделает ещё больнее.
Пришедшая от мужчины волна удушающей тоски – окончательно убедила её, что отправить его видеть сны о покойной жене, а самой остаться наедине со звездами и волшебной ночью – было правильным решением.
Глава 10
Глава 10
Понимание того, что ночевать в саду под звездами – не такая уж и хорошая идея пришло к Пандоре далеко не сразу. Столь медленная скорость осознания, впрочем, с лихвой окупалась его неотвратимостью.
Прокрутившись с добрых полчаса с одного бока на другой под аккомпанемент шелестящей листвы, уханье сов и стрекотания сверчков и убедившись, что умиротворяющий эффект данных звуков сильно переоценен, юная богиня решила посчитать… созвездия. Точнее не посчитать, а сделать их переучёт.