Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
— Надо продержаться здесь до утра, — произнесла Елена, сразу привлекая внимание Добермана. — Чтобы из мотеля быстро выписаться. Нам нельзя пить.
— Тогда мы сдохнем от скуки, — ответил он, когда их попросили предъявить паспорта. Сальваторе протянул документы, вытащив их из кармана. Девушка прижалась ближе к мужчине, внимательно посмотрев на охранника.
Вот они, настоящие, неподдельные, стоят при входе в клуб. Вот они, вдвоем идущие на уголовное преступление. Он — прожженный, пропитый и бессмысленный настолько, что на него перестали бы делать ставки. Она — испорченная,
Они вошли внутрь. И стало им некуда отступать.
3.
Когда вещи были оставлены в гардеробе, а путик отступлению закрыты, они вошли в зал. Их ослепил мрак, их оглушила тишина: звучала только музыка. Ничьи голоса и крики больше не тревожили. Ничьи исповеди-просьбы не травмировали.
— Время над нами не властно, — произнесла она, обращая на мужчину взор, в котором снова появлялся дым. Дым, влекущий его с самого начала и будто удушающий, но на самом деле лишь дарящий успокоение.
— О чем ты? — переспросил он, прищуриваясь. Девушка улыбнулась, потом отвернулась, устремляя свой взор куда-то вдаль.
Они оба стояли плечом к плечу, прям возле самого входа, и им было плевать, если кто-то был недоволен тем, что загородили выход. В кои-то веке Доберман и Мальвина были на равных. В кои-то веке они словно догнали друг друга, словно достигли одного и того же возраста*. От этой мысли почему-то защемило в сердце.
Девушка взяла его за руку, переплетая свои пальцы с его пальцами. Когда Деймон нашел в себе силы оторвать взгляд от скрещенных рук и перевести его на Елену, он увидел уверенность и сталь в ее глазах. Он увидел азарт, плещущий как шампанское, шипящий и сладковато-терпкий. Елена повела его сквозь толпу, куда-то в самый угол, словно ей вдруг захотелось уединиться с ним и забыть о том, что они планировали.
Если честно, он не стал бы противиться. Если честно, ему остохерело идти на поводу у совести и правил. Кровь свертывалась в венах, превращалась в осколки и царапала стенки сосудов — а так хотелось снова ощутить кипяток в артериях! Так снова хотелось окунуться в импульсивность и раствориться в ней.
Елена подвела Деймона к одному из столиков. Она огляделась по сторонам, потом вновь посмотрела на мужчину, и в следующий миг подошла к нему настолько близко, будто имела на это право. Не церемонясь, не говоря ни слова, но продолжая уверенно и нагло смотреть в глаза, она положила руки мужчине на бедра.
— Не подходящее время, — рявкнул он. Он видел азарт в ее глазах. А она видела в его глазах страсть. Она резко заснула руку ему в карман джинс, придвинувшись к нему боком. Сальваторе постарался перевести дыхание.
— Ты же сказал, что я — последняя, кого бы ты трахнул, — прошептала она. Именно прошептала, казалось, что громкость музыки их обоих не забавляла. — А теперь говоришь, что для этого не вполне подходящее время, — она прищурилась, резко вытащив руку из кармана, сжав в ладони те деньги, что вынула. — Лжец.
Прищурившись, девушка переключила свое внимание на наличку, быстро пересчитав ее. Закалка дала о себе знать. Елена действительно знала о клубах больше, чем он предполагал. Еще не было доказательств, но была уверенность. Девушка тем временем сжала деньги в руке и снова взглянула на Деймона, она все еще прислонялась к нему, все еще думала, что имеет на это право.
Мальвина всегда была настырной.
Мальвина всегда была.
— Ты помнишь тот вечер, когда забрал меня у театра? Ну, в первый раз? — она повернулась к нему. Ей просто жизненно необходимо было смотреть в его глаза. Надо было установить зрительный контакт.
Да хоть какой-то контакт.
— Помню.
— А тот вечер, когда спас меня в парке впервые? Или когда спас во второй раз? Или когда привел в ката…
— Помню, — прервал он ее. Он выпрямился, и девушке пришлось отступить назад. В тот момент, они оба готовы были поклясться в этом, они не слышали музыки, не видели людей, которые будто тенями проплывали мимо них, растворяясь где-то в темных углах. — Но не понимаю, зачем ты это сейчас вспоминаешь.
Елена выдержала паузу. Лучи прожекторов скользили по стенам, а пульсация клуба зазывала в свои объятия.
— Я тебе верила. И доверяла, — прошептала она, решая больше не говорить ничего. Лишние слова никогда никем не были услышаны, а восприняты — тем более. И девушка решила не тратиться на пустословия, решила, что если она выживала раньше, то выживет и сейчас, когда умирает рядом с ним. Умирает из-за него. Умирает для него. Умирает по нему.
Гилберт развернулась и направилась в толпу, надеясь что Сальваторе не уцепится за ней. Ее былая игривость развеялась. Растворилась. Расползлась по швам.
Но ее профессионализм вновь стал оттачиваться.
Деймон решил не преследовать Елену, ему было интересно, что она задумала. Он просто следовал за ней, оставаясь на расстоянии, не всегда четко ее видя, но не теряя ее из виду.
Елена, как призрак, просто ходила по периметру зала, внимательно присматриваясь к каждому, словно выискивая что-то или кого-то. Она привлекала внимание, это было заметно, и когда девушку пытались втянуть в танцы, она лишь улыбалась, застенчиво опуская глаза и проходя мимо. Елены не стало. Мальвина вырвалась наружу, и теперь Сальваторе точно знал разницу между этими двумя девушками. Если раньше они были одним целым, то теперь были разными. Абсолютно разными.
Гилберт обошла периметр клуб два раза. В движениях были плавность и степенность. Никакой спешки, никаких лишних движений. Лишь взгляд, скользящий по каждому красивому парню, по каждой привлекательной девушке. Лишь уверенность в себе. Деймон наблюдал за ней, и ему казалось, что Елена об этом знает. Что она знает все — знает его мысли, знает мысли незнакомцев, знает, что будет в будущем, и чему не суждено было случиться в прошлом. У нее есть ответы на все вопросы.
Не потому, что она особенная.