Обвал
Шрифт:
Огненные струи «катюш» перечертили Херсонес, перечертили от края до края.
Акимов, вспомнив, что, по подсчетам оперативников, у Енеке осталось не меньше 30 тысяч солдат и офицеров, в сердцах бросил:
— Преступник! Жалкий игрок!
Огневой удар изо всех видов оружия длился около часа. За это время Енеке не проронил ни слова: он молча гладил овчарку да исступленно поглядывал на фон Штейца, которому не терпелось выскочить из бункера и повести за собой залегшие под обстрелом войска. Наконец Енеке, сидевший у амбразуры, резко встал и… пристрелил собаку.
— Фон Штейц, теперь наш черед! Мы поднимем войска, бросим на русских! — Генерал выскочил из бункера. — Мы поднимем! — повторил он.
В этот момент «катюши» прекратили огонь, и Енеке услышал сквозь ослабевший гул:
— Немцы! Вы обречены! Складывайте оружие! К вам обращается немецкий офицер Густав Крайцер. Русские гарантируют вам жизнь и отправку на родину…
Енеке выпучил глаза на фон Штейца.
— Фон Штейц! — крикнул он. — Где твоя агитация?! Черт бы тебя побрал, за мной!..
Фон Штейц, еле поспевая за генералом, думал: «О Германия! Похоже, национал-социалистские идеи покидают солдатские души!» Однако он бежал, не отставая от Енеке, старался быть с ним рядом. Зачем и для чего быть рядом, он не задумывался, бежал и бежал до тех пор, пока не увидел справа и слева выброшенные солдатами белые флаги…
— Изменники! Убрать! Расстреляю! Вперед!
— Господин генерал! — позвал Штейц Енеке.
Но тот уже его не слышал: он лежал на бугорке раненный, зажав руками уши. Когда фон Штейц увидел все это — и лежащего Енеке, и на скате бугра лес солдатских рук, поднятых кверху, похоже, по призыву не знакомого для него Крайцера, — он повернул назад с целью достичь берега и там сесть на корабль, но сделал лишь десяток шагов и упал, сраженный насмерть то ли пулей, то ли осколком. Коробочка с тринадцатью синеватыми серебристыми осколками выскочила из кармана.
Часа через два бой утих. По всему Херсонесу пленные строились в колонны, не выпуская из рук белых флагов…
Густав Крайцер, сидевший до этого в окопе со своим передатчиком, поднялся из укрытия и подошел к распластанному фон Штейцу, заметил жестяную коробочку, поднял ее, открыл и, увидев в ней осколки, пересчитал их, затем прочитал надпись на крышке коробочки: «Эрхард! Помни — реванш». Крайцер долго смотрел на эту надпись, потом с гневом бросил коробочку на землю…
Капитану Отто Лемке и лейтенанту Цаагу повезло — их быстроходный катер ушел из-под обстрела грозных, прилипчивых «илов».
Колонны пленных все шли и шли, шмурыгали по земле ослабевшими ногами. Комдив Петушков, выглядывая из КП, с нетерпением ждал, когда пройдет последняя партия.
Нежданно-негаданно на КП вошел полковник, крепыш с виду, с выражением доброты на широком лице, доложил:
— Товарищ полковник, я из разведуправления, полковник Боков.
— Егор Петрович! — узнал Петушков Бокова. — Уже полковник! Эдак ты скоро обгонишь меня, Егор Петрович.
— Никак нет, Дмитрий Сергеевич! Завтра поступит выписка из постановления Совета Народных Комиссаров о присвоении вам воинского звания «генерал-майор».
— Это точно?
Тихо звякнул телефон. Петушков взял трубку:
— Полко… полковник Петушков слушает…
Он долго слушал, все поглядывая на Бокова, стоявшего у стола, повторяя: «Есть, товарищ генерал! Есть, товарищ генерал!..»
— Акимов звонил, — сказал он, положив трубку. — Я генерал-майор! Петушков Димка из деревеньки Сазоновка — генерал! Вот бы сейчас в Сазоновке появиться, а?! — И бросился к окну. — Еще нет конца, — сказал он о пленных и повернулся к Бокову: — Ты прибыл раскулачивать мою дивизию? Не отдам тебе ни капитана Сучкова, ни тем более старшего лейтенанта Марину Сукуренко… У нашей Марихи сегодня свадьба! Она выходит замуж за полковника Кравцова. Оставайся, Егор. Погуляем на фронтовой свадьбе. Вот какой ты, Егор Петрович, других офицеров не нашел…
— Их рекомендовал сам генерал Акимов. Они пройдут курсы, потом и встретитесь. По секрету, товарищ генерал… ваша дивизия будет переброшена в Прибалтику… Но там же рядом Восточная Пруссия… Горы, реки, болота, крепости — как раз для вашей дивизии. Боевого опыта не занимать.
— Умник, умник, все подвел, состыковал. Ну и Егор Петрович! — Петушков позвонил дежурному по штабу: — Капитан Федько? Пришли посыльного…
Едва Петушков положил трубку, как полыхнул свет в окна, качнулись стены…
— Салют, товарищ генерал! — вскричал Боков, и они выскочили на улицу, на «виллисе» помчались в расположение полка Кравцова. Подскочили к стрелявшей в небо из ракетниц, винтовок, пистолетов толпе.
Кравцов с ракетницей в руке вскочил на курганчик и оттуда, как заметил Петушков, помахал стоявшей в толпе Марине.
— Вот она, красавица-то, которую ты, аспид, отбираешь у меня, — показал Дмитрий Сергеевич Бокову на Сукуренко.
— Я думал, что она великанша, коль на такие подвиги способна. А она еще девчушечка, — сказал Боков.
— Не дай бог попасть тебе в ее руки в роли противника. Маленькая птичка, да коготок остер! — похвалил Марину Петушков.
Кравцов, видно в восторге, крикнул с бугорка:
— Любимая, я освещу тебя своим салютом!
Он еще не нажал на спуск, лишь нацелил ракетницу в небо, все глядя на улыбающуюся Марину, как под его ногами рванул взрыв, и Кравцов упал вниз лицом. Марина вскрикнула, зажмурилась всего на мгновение, которое показалось ей вечностью.
И все же она первой подбежала к Кравцову. Ракетница лежала подле него, из ствола ее курился дымок, стелился по красному лоскутку. Но это был не лоскуток, а ручеек крови. Марина перевернула Кравцова на спину, прижалась к его холодеющему мертвому лицу.
— Андрей! Андрюша! — вскрикнула она и зарыдала во весь голос.
ОБВАЛ
Часть третья
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В «ЗОЛЬДАТШТАДТЕ»
Подступал октябрь 1944 года. Все чаще с моря на «Зольдатштадт» наплывали туманы, шторили окна чуть ли не до самого полдня, мешали Адему подвести итоги своего пребывания в Крыму и на Северном Кавказе, откуда он вынужден был убраться вместе с войсками под напором наступающей Красной Армии. Но вернулся он в родной город не с пустыми руками, несмотря на трудности, связанные и с транспортом, и с частыми бомбежками: доставил из России три эшелона различных товаров — зерна, вин, мясных продуктов, заводское оборудование и даже пол-эшелона железных выплавок. Нелегко обстояло дело и с охраной эшелонов, но в этом помог ему ехавший с ним в одном хорошо оборудованном вагоне майор Нагель, откомандированный из штаба армии Енеке в распоряжение обер-фюрера провинции господина Роме: Нагель имел на руках какой-то важный документ, который магически действовал на комендантов железнодорожных станций, и они, эти офицеры-коменданты, выделяли наряды охранников для сопровождения грузов. За это Генрих Адем поил и кормил майора Нагеля, человека замкнутого, малоразговорчивого, обещал по прибытии в город прислать майору две машины продуктов.