Обвал
Шрифт:
Было уже светло, наступил день, когда ефрейтор Вульф, весь в поту от пережитого, выбежал во двор, чтобы убедиться, не задержался ли там майор Нагель со своим отрядом. Солдаты военизированной охраны покрикивали на бредущих невольников. Наконец двор опустел, ворота закрылись. Вульф вернулся в контору. Подошел к щиту сигнализационной связи, открыл в нем маленький, размером со спичечный коробок, щиток и прильнул глазом к образовавшемуся отверстию: все трое — и лейтенант Крайцер, и майор Сучков, и капитан Марина Сукуренко — были на месте, в трансформаторной будке, и одетые в форму вермахта. Вульф догадался — и прошлой ночью они были на задании. Марина вкладывала радиостанцию в свой фанерный чемодан, Сучков, склонившись над картой города, делал какие-то пометки.
Вульф закрыл отверстие отодвинутой деталькой щита связи. «Надо им уходить отсюда, да поскорее. Их могут запеленговать. Да и Нагель не оставит в покое. Он имеет среди охраны своих осведомителей».
О Крайцере Вульф меньше беспокоился. «Густав дома, он город знает… А вот Марина и Сучков, им труднее. — Вульф поднял взгляд на вмонтированный в щит отключатель тока высокого напряжения. — Сумел же я создать это устройство, чтобы входить в будку без всякого риска. Думай, думай, Ганс!» — подгонял он себя в поиске нового места базирования русских. Больше всех тревожила его судьба Марины, может, оттого что она сама относилась к нему с большим сочувствием. Однажды ночью, когда она, немного приболев, не смогла идти на разведку в Зюйдпарк и осталась одна в этом убежище, он пришел к ней с котелком супа. Она поела и, положив ложку, спросила: «Гансик, скажи мне, как это тебе удается все время викать и перед своими солдатами и перед начальством? Ведь это мучительно!»
«О да, Марина! — вспомнил Вульф вопрос Марины, на который он тогда не ответил. — О да, фрейлейн Марина! Если бы ты знала, как мне иногда хочется сказать по-немецки громко! Я вынужден пока терпеть: это, Марина, — мой камуфляж, который дает возможность помогать товарищам… Но рассвет близок…»
«Рассвет близок». Слова эти произнесла его мать, фрау Анна, садовник-декоратор на вилле господина Адема, как-то явившись к нему в госпиталь вместе со своей помощницей Тильдой, чтобы узнать, поправляется ли у него речь.
«О мама! О Гильда! — чуть не вскрикнул Вульф, вспомнив, что Гильда своею внешностью похожа на Марину. — Я же могу переправить Марину на виллу господина Адема!»
Эта мысль захватила Вульфа, и он, вновь открыв задвижку в щите, сказал в отверстие:
— Господа! Комрады! Рассвет близок! Послушайте…
Его прервал голос Густава Крайцера:
— Мы в курсе дела, Ганс. Майор Нагель не застанет нас врасплох. Я беру на себя комрада Сучкова, а ты — Марину. И отвечаешь за нее головой. Комраду Сучкову необходимо, чтобы Марина обязательно попала на виллу Адема. Ночью мы выйдем отсюда, и ты с нами пойдешь, мой Гансик. Согласен?
— Рот Фронт! — ответил Вульф и поставил задвижку на место.
Резко зазвонил телефон. Вульфу не хотелось брать трубку: он уже был занят мыслью о переправе Марины на виллу Адема и о том, как подготовить мать, фрау Анну, к приему неизвестной ей женщины и как усыпить бдительность старика эконома Карла. А телефон все звонил, и Вульф наконец-то взял трубку.
— Ви! Ви! — сказал он.
— Ах ты несчастный! — узнал он голос барменши Гретхен. — Гансик, ты мне очень нужен, выходи. Я здесь, у проходной.
«Черт ее принес! Надо идти!» — ругнулся Вульф в душе и побежал через весь двор к воротам.
«Что случилось, фрау Гретхен?» — написал в тетрадке Вульф и передал ее расфуфыренной барменше, стоявшей у своего начищенного до блеска «бенца».
Она открыла дверцу, позвала в машину. Едва он сел, как Гретхен облапила его мягкими, толстыми руками и жаром обдала ухо:
— Миленький, я приехала за тобой! Гансик, никто нам не помешает!.. Да и война все спишет…
Он еле высвободился из ее горячих, пахнувших пивом рук.
«А муж?» — черканул в тетрадке Вульф.
— Дурачок!.. Мой Нейман делами занят… Вчера у них было заседание, проводил сам Теодор. Был и Апель Фукс, и капитан Фельдман, и журналистка, мадам Хилли. У них одно: спасать Германию в самой Германии. Вот кретины! — Она вдруг умолкла, надулась. — Гансик, поедем, я одна. Мой Иохим уехал взрывать заводы. А профессор Теодор умчался с Хилли «нюхать» строителей форта «Стальные ворота».
«Так ты совсем одна?» — вновь он начертал в тетрадке.
— Одна, одна, Гансик, не считая, конечно, девок, вмятых из лагерей! Но девки боятся меня, я всегда с плеткой. «Брысь!» И они в свою каморку, сидят там, пока не позову… Но вот не с кем поговорить. — Она опять вцепилась в него: — Слушай, Гансик, найди мне у себя красивую девку, чтобы она хоть немного знала немецкий язык. А то не с кем поболтать о своих удовольствиях, желаниях. Обязательно, обязательно найди! Я тебе заплачу. Вот деньги, бери…
Вульф не отказался, взял набитую марками сумку.
— Едем, едем, Гансик! Ты о чем думаешь?
Он думал о Марине: ему показалось, что Марина может какое-то время потерпеть все прихоти этой ожиревшей дуры… А потом, подготовив мать и Гильду, можно будет переправить ее на виллу, расположенную на побережье залива. Но он еще посоветуется и с самой Мариной и, главным образом, с майором Сучковым. Подумав так, Ганс Вульф сощурил глаза и некоторое время искоса глядел на Гретхен. «Вот он, продукт нравственного и социального обвала, обрушившегося на немцев по воле национал-социалистского лобби».
Он, как бы пробуждаясь от тяжкого сна, встряхнул головой, затем в тетрадочке написал: «Моя любимая Гретхен! Я найду для тебя красивую фрейлейн со знанием немецкого языка и сам доставлю ее в твои мягкие ручки. Жди, это скоро будет».
Гретхен чмокнула Ганса в щеку, захлопнула за ним дверцу и уехала.
Ганс потер платком щеку, на которой остался след от крашеных губ, сплюнул:
— Тьфу! Какая гадость!..
ГЛАВА ВТОРАЯ
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Земля в Восточной Пруссии была сплошь укреплена дотами и надолбами, крепостными валами да фортами. Дивизия генерала Петушкова наступала в составе 3-го Прибалтийского фронта, поначалу шла в направлении города Гумбинен. Проклятая полоса!.. Доты — ладно, их можно обойти. А вот металлические надолбы с крестовинами внизу и наверху прямо-таки стояли перед глазами. Танки не проходили, летели гусеницы. Лишь пехота при поддержке артиллерии по-пластунски преодолевала полосу.