Обвинение в убийстве
Шрифт:
Дюмон повернулся к остальным и продолжал:
– За три года службы судебным исполнителем мистер Рэкли три раза побеждал в рейтинге качества работы, получил две награды «За отличную службу» и медаль «За отвагу» за спасение жизни товарища, судебного исполнителя, некоего Медведя – мистера Джорджа Джовальски. В позапрошлом сентябре мистер Рэкли пробил стену притона и вынес тело раненого мистера Джовальски, подставляясь под пули. Не так ли, мистер Рэкли?
– Это голливудская версия.
– Почему вы не остались служить в армейском спецназе? – спросил Дюмон.
– Я хотел проводить больше времени с… – Тим прикусил губу.
Рейнер начал что-то говорить,
– Послушайте меня внимательно. Я уйду, если вы мне не скажете, зачем я здесь. Прямо сейчас.
Мужчины и Аненберг обменялись взглядами. Дюмон тяжело опустился в кресло. Рейнер снял пиджак, под которым оказалась элегантная рубашка с расклешенными рукавами и золотыми запонками. Он повесил пиджак на спинку стула и встал перед Тимом, взбалтывая лед в стакане.
– У нас у всех здесь есть нечто общее, мистер Рэкли. У всех нас были любимые люди, которые стали жертвами преступников, и эти преступники смогли уйти от правосудия из-за дыр в законодательстве. Процедурные изъяны, неудачное стечение обстоятельств, проблемы с ордером. В нашей стране суды не всегда функционируют нормально. Они приперты к стенке, они задыхаются от законов и новых прецедентных прав. Поэтому мы создали Комитет, который должен действовать в соответствии с юридическими правилами. Нашим критерием будет Конституция Соединенных Штатов и Уголовный кодекс штата Калифорния. Мы будем рассматривать только случаи, когда преступник должен был быть приговорен к смертной казни, но избежал ее в силу каких-то формальностей. Комитет берет на себя функции судьи, присяжных и палача. Мы все – судьи и присяжные. – Его брови сдвинулись, образуя тонкую линию. – Мы хотели бы, чтобы вы были палачом.
Чтобы подняться с кресла, Дюмону пришлось опереться на обе руки. Он направился к коллекции бутылок на полке за письменным столом:
– Я могу предложить вам выпить, мистер Рэкли? Видит бог, мне лично выпить просто необходимо.
Тим переводил взгляд с одного лица на другое в поисках хоть какого-то намека на то, что это розыгрыш.
– Это не шутка? – Его замечание больше походило на утверждение, чем на вопрос.
– Если бы это было шуткой, то шуткой весьма и весьма изощренной, влекущей за собой огромную потерю времени, – проворчал Рейнер. – Должен сказать, что ни у кого из нас нет лишнего времени.
Тиканье старинных часов нервировало Тима.
– Итак, мистер Рэкли, – произнес Дюмон, – что скажете?
– По-моему, вы насмотрелись фильмов про Грязного Гарри. – Тим бросил индикатор радиоволн в сумку и застегнул ее. – Я не хочу иметь ничего общего с судом Линча.
– Суды Линча противозаконны. Мы же являемся дополнением к закону. – Аненберг положила ногу на ногу и сложила руки на коленях. Ее голос был успокаивающим, в нем слышалась интонация профессионального диктора: – Понимаете, мистер Рэкли, мы можем заботиться только о фактах. Нам не нужно думать о формальностях, мешающих правосудию. Судам обычно приходится выносить постановления, не соответствующие фактам. Они вынуждены предотвращать незаконные или неподобающие действия властей в будущем. Они знают, что если хоть раз не будут выполнены требования к ордеру или не зачитаны права, это может создать прецедент и даст государству возможность действовать без оглядки на права отдельного человека. И это законная и неотложная забота. – Она развела руками. – Для них.
– Конституционные гарантии будут соблюдаться, – сказал Дюмон. – Мы с ними в конфликт не вступаем. Мы – не государство.
– Вы по собственному опыту знаете,
Наконец в разговор вступил Роберт, размахивая руками от возмущения:
– Честный полицейский не может одного выстрела сделать без последующего расследования его действий и комиссии по перестрелкам…
– Вдобавок еще и заведут гражданское или уголовное дело, – добавил Митчелл.
– Мы следуем не букве, а духу закона. – Рейнер указал на фигуру Правосудия с завязанными глазами на столе.
Тим заметил, насколько тщательно продумано все это представление. Богатая обстановка, чтобы произвести впечатление, четкая и логичная речь, ясная аргументация – почти его собственная манера выражаться. Выступающие не перебивали друг друга. И, несмотря на искусные маневры, проявили осмотрительность и добропорядочность. Тим ощущал себя покупателем, которого раздражает болтовня продавца, но все еще интересует машина.
– Вы не суд присяжных, состоящий из обычных граждан, – сказал Тим.
– Правильно, – ответил Рейнер. – Мы суд присяжных, состоящий из умных, проницательных людей.
– Но у вашей системы тоже есть недостатки.
– А разве что-то бывает без недостатков? Вопрос в том, что у нас их меньше.
Тим ничего не ответил.
– Почему бы вам не присесть, мистер Рэкли? – предложила Аненберг, но Тим не двинулся с места.
– Вы проводите собственные расследования?
– В этом прелесть нашей системы, – сказал Рейнер. – Мы занимаемся только теми делами, которые уже рассматривались в суде, – случаи, когда подозреваемых отпустили в силу процедурных формальностей. У этих дел обычно есть исчерпывающие доказательства в материалах дела и протоколах заседаний.
– А если нет?
– Если нет, то мы их не трогаем. Мы осознаем, что ограничены в средствах – у нас нет возможности заниматься расследованием и сбором улик.
– Как вы достаете материалы дела и протоколы слушаний?
– Протоколы слушаний – открытые документы. А у меня есть несколько судей, близких друзей, которые посылают мне нужные материалы. Им нравится, что я упоминаю их имена в списке благодарностей в моих книгах. – Он ногтем смахнул что-то невидимое с одной из запонок и самоуверенно ухмыльнулся. – Нельзя недооценивать тщеславие. К тому же у нас есть некие договоренности с временными сотрудниками – работниками отдела корреспонденции, клерками и другими подобными служащими в офисах окружного прокурора и государственного защитника, которые невозможно проследить.
– Почему вас интересуют только случаи со смертным приговором?
– Потому что наши возможности ограничены. Мы можем привести в исполнение смертный приговор, но не более того.
Аненберг сказала:
– Дополнительное преимущество нашей системы в том, что мы исправляем все связанные со смертной казнью предрассудки. Большинство из тех, кого посылают на электрический стул, – представители ущемленных в привилегиях меньшинств, которые не могут позволить себе хорошего адвоката.
– …В то время как мы признаем равные права всех подсудимых, в том числе и для осужденных на смертную казнь, – добавил Митчелл.