Обвинение в убийстве
Шрифт:
– В этой стране мы не отдаем обвиняемого толпе, – запротестовал Дюмон. – Наши судьи и присяжные не просят общественной поддержки. Они выносят решения.
– Любой документ такого рода может нас выдать, – добавил Тим.
– Нет, – произнес Аист. – Нельзя делать заявление. Слишком большой риск.
– Безответственно оставить публику без объяснений, – возразил Рейнер. – Иначе это будет чем-то вроде суда Линча.
Дюмон сказал:
– В казни Лейна основными слагаемыми были сдержанность, точность и осторожность.
Рейнер настаивал:
– Коммюнике все прояснит.
– Мы пытаемся заставить общественность вступить в полный смысла диалог. Как общество относится к преступникам, которые ускользают от возмездия из-за прорех в законодательстве? Нужно ли вносить поправки в эту систему? Была ли казнь Лейна попыткой установить справедливость?
– Да, – сказал Роберт.
Тим почувствовал знакомый импульс: услышав безапелляционное «да» Роберта, он тут же захотел сказать «нет».
– Мы и так это знаем. Любой, кто посмотрит запись, поймет. Мне этого достаточно, – вмешался Митчелл. – А те, кто не понимают сейчас, поймут после следующей казни. Мы не должны выдавать себя.
– На тебя наверняка будет большой спрос в ток-шоу, – сказал Дюмон Рейнеру. – И если захочешь, ты всегда сможешь повернуть беседу в нужное русло, никого не выдав. Но мы не будем себя раскрывать на этой стадии. Мы можем вернуться к этому вопросу позже.
Рейнер мотнул головой: он уступал.
До сих пор Тим считал, что главный здесь Рейнер, но сейчас ему стало очевидно, что всем заправляет Дюмон. Когда говорил Рейнер, остальные слушали; когда говорил Дюмон, все затыкались.
– Мы будем голосовать? – спросил Роберт. – Я пришел сюда не за тем, чтобы говорить о коммюнике и Опре, черт ее дери!
Дюмон махнул ладонью – жест одновременно успокаивающий и твердый. Роберт замолчал и ухмыльнулся брату, стараясь сохранить лицо. Рейнер открыл сейф и достал еще одну папку. Она со стуком упала на стол.
– Мик Доббинс.
– Маньяк Микки? – Роберт бросил взгляд на Аненберг. – Он из другой весовой категории – не так нашумел.
Дюмон держал перед собой папку как книгу псалмов:
– Сторож в детском саду «Венеция». Проходил обвиняемым по восьми эпизодам растления малолетних, в одном случае с убийством. До тех пор его любили и дети, и персонал. – Он передал Тиму отчеты детективов. – Индекс интеллекта шестьдесят шесть.
– А это автоматически исключает возможность смертной казни? – спросил Тим.
Аненберг покачала головой:
– Две независимые психиатрические экспертизы не смогли вынести заключение об отсталости в развитии. Полагаю, это не сводится только к уровню интеллекта, к уровню развития функций мозга и тому подобному.
Остальные бумаги поделили и пустили вокруг стола.
– Семь девочек в возрасте четырех-пяти лет заявили, что он занимался с ними развратными вещами, – сказал Дюмон.
– Как? – спросил Тим.
– Прикосновение к гениталиям и анальному отверстию. Проникновение пальцами. Одна девочка заявила, что ее мучили ручкой.
– Половой акт?
– Нет. – Дюмон полистал страницы, изучая результаты экспертизы.
– Почему это преступление отнесено к разряду особо тяжких? – спросила Аненберг.
– Пэгги Нолл была доставлена в больницу с высокой температурой и ознобом. По всей видимости, это была инфекция мочевого пузыря. К тому времени, как Пэгги госпитализировали, она перешла в почечную инфекцию. Девочка умерла от… – он открыл больничный отчет – …обширного заражения мочевых путей.
– Ее проверяли на изнасилование?
– Нет. Нолл не заявляла о домогательствах. Только после ее смерти семь девочек рассказали, что с ними и Нолл занимались развратными вещами, датируя случай с Нолл несколькими днями до ее болезни. Окружной прокурор начал копать все заново и нашел нескольких свидетелей-экспертов, которые сказали, что если надругательство – особенно анально-вагинальное – случилось в это время, оно могло стать наиболее вероятной причиной заражения мочевого пузыря.
– Чем отделался Доббинс? – спросил Аист.
– Присяжные признали его виновным, но судья закрыл дело за недостаточностью улик.
– Сейчас суды присяжных ликвидируют, – с отвращением сказал Роберт.
– В деле явно не хватало улик, – продолжил Дюмон. – В медицинских отчетах Нолл – ничего. Обыск квартиры Доббинса тоже ничего не дал. Детектив, расследовавший дело, заметил в ванной стопку порнографических фильмов. Несколько номеров журнала «На грани закона».
– Я хорошо знаю этот журнал, – сказала Аненберг.
Шесть пар глаз уставились на нее. Митчелл выглядел раздраженным; у одного Тима на губах играла полуулыбка.
– Порнография ни хрена не значит, – сказал Роберт. – Что еще? Как насчет медицинских отчетов по другим девочкам?
Аист поднял руку; его глаза блестели сквозь очки. Он уставился на листок:
– Медицинские отчеты неубедительны. Ни разрывов, ни ссадин, ни синяков, ни кровотечений, ни повреждений, вызванных проникновением.
– Но ведь проникновение было только пальцем. Это вызывает меньше повреждений.
– На пятилетней девочке все равно было бы заметно, – возразила Аненберг.
– Через какое время после предполагаемого надругательства обследовали девочек? – спросил Тим.
Аист перевернул страницу:
– Через две недели.
– Все могло зажить.
– Особенно если это поверхностные разрывы или небольшие синяки, – добавил Митчелл.
– Значит, дело основывалось на показаниях девочек? Есть записи допросов?
Рейнер вытащил из чемодана две пленки.
– Я получил их несколько недель тому назад.
Он пересек комнату и сунул одну из пленок в плеер, спрятанный в темном углу кабинета.
– Мы с окружным прокурором, который занимался этим делом, вместе были в «Плюще». – Заметив недоумение на лицах, он пояснил: – Моя трапезная в Принстоне.