Обвинение в убийстве
Шрифт:
Тим изо всех сил старался сохранить терпение.
– В какой стороне парк?
Она показала трясущимся пальцем:
– Вверх по улице.
Тим пронесся мимо нее, и она вскрикнула. Парк был совсем рядом. Возле колясок болтали мамочки, дети возились в песочнице. Тим вышел из машины и ринулся в зону для пикников, пытаясь засечь Доббинса в круговороте толпы. Одна из женщин сидела с блокнотом на коленях, ее золотая ручка сверкала на солнце. На качелях болтали ногами и визжали ребятишки. Яркая одежда. Запах детской присыпки. Чириканье сотовых
Доббинс сидел на другом конце парка на краю широкой кирпичной клумбы, глядя, как группка малышей играет в догонялки.
Тим начал пробираться сквозь толпу; Доббинс поднялся и пошел ему навстречу. Он шел нарочито медленно, повесив нос.
Слева от него возникло движение – крепкий сосредоточенный мужчина отделился от толпы и двинулся к нему скользящей походкой. Черная куртка, низко надвинутая бейсболка, голова наклонена, руки в карманах. Митчелл.
Тим побежал, закричал, но его голос утонул в радостных криках детей.
Несмотря на все то, что с ним произошло за последние дни, его шокировал тот факт, что Митчелл может начать стрелять на территории, где полным-полно детей. Не успела эта мысль оформиться в его голове, как рука Митчелла вынырнула из кармана, сжимая гибкие наручники. Жесткая пластиковая полоска была загнута петлей размером с обеденную тарелку. Конец с крючком был уже пропущен через петлю; ее оставалось только затянуть.
Митчелл шагнул за спину Доббинсу, который продолжал брести в сторону Тима, рассеянно разглядывая землю у себя под ногами. Тим завопил, отбросив с дороги какого-то заботливого папашу. Доббинс как раз поднимал голову, чтобы посмотреть, по какому поводу шум, когда петля упала ему на шею, как силок.
Сквозь низкий гул толпы Тим слышал резкий трескучий звук пластика, который протягивали в петлю, а потом Доббинс прерывисто вдохнул, подняв руки к горлу и упал на колени. Закричала маленькая девочка; в толпе поднялась суета. Дети понеслись к родителям, и люди начали убегать.
Митчелл теперь стоял вплотную к Доббинсу. Он повернулся к Тиму, и их глаза встретились. Выражение полного спокойствия не покинуло лицо Митчелла даже тогда, когда он быстрым движением вытащил пистолет. Тим тоже выхватил пистолет из-за пояса. Скорость его движений не уступала скорости Митчелла, но он не осмеливался поднять пистолет, пока родители и дети проносились мимо него, плача и крича.
Между ними, распластавшись на спине, лежал Доббинс, испуская громкие судорожные всхлипы. Его тело было поразительно неподвижным, кроме одной ноги, которая дергалась с равномерностью маятника. Через плечо Митчелла Тим видел «кадиллак» с тонированными стеклами, появившийся на улице за парком. За рулем сидел Роберт.
Тим смотрел в дуло пистолета Митчелла, в гипнотическую черную точку, которая поглотила все его мысли. Правый глаз Митчелла был закрыт, левый через прицел уставился на Тима. Между ними мелькали дети.
Внезапно Митчелл опустил пистолет и отскочил назад. Потом повернулся и понесся
Он опустился возле Доббинса; асфальт царапал ему колени. На шее Доббинса виднелись глубокие царапины. Гибкий пластиковый шнур врезался ему в горло, и он царапал его ногтями, пытаясь освободиться.
Собралась кучка людей, они с опаской наблюдали за происходящим. Дети плакали, их оттаскивали в сторону. Женщина, которую заметил Тим, выглядела потрясенной. Объемистая сумка болталась у нее на плече; блокнот она крепко прижала к бедру. Трое из толпы звонили по сотовым телефонам, взволнованно сообщая адрес парка и краткое описание ЧП.
Мать с блокнотом выступила вперед. Она вытащила из сумки тяжелую цепочку с ключами и протянула ее Тиму:
– У меня есть нож.
Тим схватил цепочку и открыл перочинный ножик. Элегантная серебряная безделушка от Тиффани, лезвие тонкое, что весьма кстати, но не зазубренное, им тяжело будет пилить толстый пластик.
Тим отвел от шеи руки Доббинса, но они метнулись обратно к окровавленному горлу. Тогда он зажал одну руку Доббинса между коленками и попытался убрать другую, но это не удавалось ему, до тех пор пока из толпы не вышел мужчина и не прижал ее к земле.
Лицо Доббинса стало красным, как помидор, на лбу выступила вена. Тим просунул лезвие под врезавшийся в шею пластик, оцарапав Доббинса до крови. Митчелл затянул шнур так туго, что раздавил Доббинсу кадык.
Доббинс дернулся и издал хлюпающий звук.
Тим повернул нож, ощупывая пальцами липкое от крови горло Доббинса, чтобы найти гортань. Он вел пальцы вниз, пока не почувствовал, что ткани стали мягкими, и сделал продольный разрез. Поток воздуха вырвался из раны, сопровождаемый струей крови.
– Вашу ручку! Дайте мне ручку! – Тим щелкнул пальцами, протянув руку к женщине. Она быстро развинтила золотую ручку, потрясла ее, чтобы выпал стержень с чернилами, и протянула Тиму верхнюю половинку. Тим повернул ее узким концом и вставил, как трубку, в кровавый разрез. Ручка плавно скользнула внутрь.
Раздался далекий звук сирен.
Тим несколько раз отсосал из трубки воздух, сплевывая на тротуар полный рот крови и борясь с мыслями о СПИДе и гепатите, и дунул через трубку прямо ему в горло. Тело Доббинса дернулось, и он покосился на Тима. В его глазах не было гнева, только страх и непонимание.
– Идите сюда, – сказал Тим.
Женщина вышла вперед и присела рядом с ним.
– Держите ее. Держите.
Она осторожно взяла трубку из его пальцев, перепачканных кровью; Тим прижал ее руки к телу Доббинса, потом поднялся.
Толпа расступилась, давая ему пройти. На его рубашке темнело пурпурное пятно, руки были в крови. Он выбежал из парка и понесся к своей машине, сплевывая кровь через каждые несколько шагов.
Трогаясь с места, он увидел «скорую» и две полицейские машины, въезжающие в квартал.