Обвиняется в убийстве
Шрифт:
Где-то после часа дня Доулен подозвал всех юристов и серьезным тоном сказал: "Я получил еще одну записку от присяжных. Они хотят еще раз осмотреть место преступления".
Выполнение такой просьбы было связано с огромными трудностями, если не сказать больше. Хейнс с досады чуть не откусил кончик своей любимой трубки.
"Ну, хорошо-хорошо, я пошутил", — сказал Доулен, выдержав небольшую паузу. Затем он прочитал то, что действительно содержалось в записке. В ней говорилось: "Пришлите нам восемь бутылок кока-колы и четыре бутылки лимонада".
В 2.32, когда один из клерков разыскивал какую-то дополнительную информацию, затребованную присяжными, в зал суда неожиданно вошел Доулен в своей судейской мантии и объявил: "Дамы и господа! Присяжные вынесли решение". Публика тут же ринулась
Доулен зачитал вердикт: "Мы, присяжные, признаем обвиняемого Томаса Каллена Дэвиса невиновным",
Несмотря на предупреждение Доулена, зал разразился аплодисментами и возгласами ликования. В течение последующих нескольких минут почти все обнимали друг друга и целовались. Каллен обнял сразу двоих — Самнера и Хейнса. "Спасибо! Огромное вам спасибо!" — проговорил он. Карин Мастер плакала, Хейнс тоже еле сдерживал слезы.
Джо Шэннон, похудевший на 16 килограммов с тех пор, как приехал в Амарилло, стоял в стороне и машинально считал мелочь в кармане брюк. Когда кто-то спросил его, о чем он сейчас думает, тот натянуто улыбнулся и ответил: "Я подумал, что у меня в кармане ровно 18 центов. Странная эта штука, жизнь! Не так ли, старина?" Несколько месяцев спустя, когда страсти уже улеглись, Шэннон позволил себе еще одно замечание, которое не так-то просто было сделать человеку стойких консервативных убеждений. "Я никогда не думал, что придется когда-нибудь это сказать, — признался обвинитель, — но мне кажется, что у нас действительно существуют две системы правосудия: одна — для богатых, другая — для бедных".
Кое-кому из присяжных, согласившихся дать интервью, был задан вопрос, как это им удалось так быстро вынести решение по сложнейшему делу, длившемуся несколько месяцев. Отвечая на него, каждый из них ссылался на два понятия, фигурировавшие в напутственном слове судьи Доулена. Этими понятиями были: "моральная уверенность" и "разумное сомнение". "Я думаю, что не все из нас считают его невиновным, — сказал Карл Пра, служащий авиакомпании "Бранифф". — Но у многих возникло "разумное сомнение", а нам ведь разъяснили, что его не должно быть". Пра и другие присяжные совершенно недвусмысленно заявили, что источником такого сомнения стали показания Присциллы Дэвис на суде. "Я ей просто не верил", — сказал Пра. Другой присяжный, Джеймс Уоткинс, с этим полностью согласился: "Я не верил многому из того, что она нам здесь говорила. Может быть, она и не лгала, но до конца правдивой тоже не была".
Любопытно отметить, что распространенный за день до этого слух о том, что десять против двух присяжных выступали за вынесение оправдательного приговора, полностью подтвердился. При первом голосовании Кеннеди и Джонс отметили в своих бюллетенях "виновен". Как потом заявил Джонс в интервью корреспонденту "Форт-Уэрт стар телеграм" Гленну Гуццо, он не мог согласиться с выдвинутой защитой теорией о сговоре — ведь показания Присциллы и Бев Басе, данные совершенно независимо друг от друга, оказались почти идентичными. Поэтому он и проголосовал "виновен". "Я просто не мог себе представить, как они могли сговориться и рассказывать абсолютно одно и то же", — сказал Джонс. Когда он отмечал в своем бюллетене "виновен", то подумал, что, видимо, был единственным, принявшим такое решение. Даже когда он узнал, что еще один присяжный проголосовал так же, он все равно чувствовал, что не сможет противостоять большинству. "Когда встают 10 человек и в один голос заявляют: "Невиновен", начинаешь думать, а не забыл ли ты чего-нибудь чрезвычайно важного. Если бы соотношение было относительно равным, мы, наверное, совещались бы там и сейчас". Ни Кеннеди, ни Джонс не разделяли мнения защиты о том, что главной целью убийцы был Стэн Фарр. Их "разумное сомнение" не основывалось также и на предположении, что убийства совершил Хорас Коупленд или кто-то еще. Оки изменили свое первоначальное решение лишь потому, что возникла путаница во времени, а также потому, что в момент убийства два свидетеля видели, как большая дорогая машина (или машины) въезжала на территорию особняка и выезжала оттуда.
Ни один из присяжных не поверил странному рассказу Уэйна Полка, большинство из них очень сильно сомневалось и в правдивости показаний Томми Джордена и Карий Мастер. Все присяжные считали Буббу Гаврела несчастной жертвой, не ведавшей, кто в него стрелял. В то же время все они, казалось, поверили и в искренность Бев Басе. И все же, руководствуясь какой-то совершенно необъяснимой логикой, присяжные не поверили тому, что Басе узнала в преступнике Каллена Дэвиса, как раз потому, что в данном случае ее показания полностью совпадали с показаниями Присциллы.
Через несколько минут после того, как был зачитан вердикт, некоторые присяжные собрались в баре "Серф-рум", где Рэй Хадсон, отец Карин Мастер, угощал всех коктейлями. По приглашению Хадсона четверо присяжных были затем доставлены на автомашине в бар "Ретт Батлерз" на другом конце города, где состоялось празднество по случаю оправдания Каллена Дэвиса. По распоряжению Роя Риммера друзья Каллена сняли на это время самое известное в Амарилло заведение, чтобы устроить там пиршество, о котором еще несколько месяцев будут потом судачить техасцы, причем не всегда вспоминая об этом с восторгом. Поначалу круг участников ограничивался друзьями и родственниками Каллена и его адвокатами, но вскоре к ним присоединились пять присяжных, три судебных пристава, несколько избранных девиц из числа постоянной публики на процессе, с дюжину репортеров и даже сам судья Джордж Доулен.
…Дом № 4200 на Мокингберд был, как всегда теперь, ярко освещен. Залитый огнями и погруженный в тишину, он был похож на корабль-призрак, застывший где-то на горизонте. Помимо Линды Арнольд, сестры Стэна Фарра, в особняке в тот вечер было лишь несколько самых близких друзей Присциллы. Больше она никого не хотела видеть. Джеймс Макдэниелс, ее шофер и телохранитель, уведомил приехавших журналистов, что Присцилла пребывает "в состоянии шока" и не может делать никаких заявлений для прессы. Позже, однако, она все же ответила по телефону двум репортерам, звонившим из Амарилло. "Я знаю правду. Я знаю, что все это сделал он, — сказала она. — Но больше он уже не сможет причинить мне боль. Теперь он будет держать ответ перед богом. А бога ему купить не удастся". После длительной паузы Присцилла добавила: "У меня такое чувство, будто сегодня все в выигрыше, кроме меня. Каллен обрел свою свободу, Хейнс — свой миллион долларов, вы — свои статьи, книги, сценарии. Но какой ценой? Запомните: мне все это стоило ребенка, которого я горячо любила. Но об этом сейчас уже никто не хочет говорить".
…Впервые почти за 16 месяцев Каллен Дэвис лег спать в ту ночь свободным человеком. Формально он все еще обвинялся в убийстве Стэна Фарра, а также в покушении на убийство Присциллы и Гаврела и оставался на свободе под залог на сумму более 1 миллиона долларов, но вероятность того, что он когда-нибудь предстанет перед судом по этим не снятым с него обвинениям, была невелика.
В качестве первого жеста, призванного показать, что жизнь вернулась в свое обычное русло, Каллен и Карин устроили в пятницу небольшой ужин для присяжных и избранных представителей прессы и телевидения. Каллен вел себя вежливо и несколько надменно. На вопрос репортеров, как он воспринял вердикт, Каллен ответил: "Думаю, я всем им показал".
…В воскресенье утром из Амарилло уехали последние участники "представления". Было много грустных прощаний, как это всегда бывает по окончании любого тяжелого испытания. Корреспонденты телевидения отсняли пленку, запечатлевшую последние рукопожатия Каллена и Карин, садившихся в свой "лирджет". Каллен сказал, что на День благодарения они поедут кататься на лыжах в Колорадо. Что же касается его планов на самое ближайшее будущее, то уже в понедельник утром он будет сидеть за своим рабочим столом в "Мид-континент". Ричард Хейнс уже уехал в Бостон, где собирался произнести речь, а многочисленные представители прессы вернулись опять в свои газеты и принялись, как и прежде, описывать автомобильные катастрофы и обыкновенную поножовщину.