Обвиняется в убийстве

Картрайт Гарри

Направляясь к скамье присяжных с фотографией, прижатой к груди, Шэннон напомнил им о показаниях Полка, в которых тот утверждал, что днем 2 августа он приколол свой счет на 677 долларов к доске для записок на кухне.

Положив фотографию на перегородку перед скамьей присяжных, Шэннон как бы между прочим сказал: "Я хотел бы, чтобы вы взглянули на эту фотографию, зарегистрированную как "вещественное доказательство защиты № 10", и сказали мне, видите ли вы на ней какой-нибудь счет, приколотый к доске". При этом видно было, что он еле сдерживал широкую улыбку. Фотография доски, сделанная всего через несколько часов после убийства, была одним из вещественных доказательств, представленных защитой еще в самом

начале процесса. Зачем это было сделано, уже никто, по-видимому, не помнил, но на фотографии было ясно видно, что на доске не было никакого счета. Когда снимок стал передаваться из рук в руки, кое-кто из присяжных обменялся многозначительными взглядами.

"Если бы мы рассматривали здесь дело об убийстве Стэна Фарра, — продолжал Шэннон, — оно не строилось бы на косвенных доказательствах. В нашем же деле имеется одно косвенное доказательство: человек, всадивший четыре пули в Стэна Фарра, является также и убийцей Андрии Уилборн. Если вы признаете, что Стэна Фарра убил Каллен Дэвис, вы должны также признать, что Андрию тоже убил он".

Шэннон напомнил присяжным о том, какого рода свидетели были вызваны в суд. "30 % всех свидетелей давали показания, относившиеся к делу о разводе, — сказал он. — 50 % рассказывали вам о связях Присциллы со всеми этими типами, о которых поведал вам господин Хейнс. Остальные 20 % пытались внести ясность в то, кто же все-таки убил Андрию Уилборн. В сущности, вы можете думать о Присцилле все, что угодно. Но какое это имеет отношение к Андрии Уилборн?"

Защита утверждает, что у Присциллы помутился рассудок от перкодана, но обвинение в таком случае хотело бы напомнить присяжным, что большие дозы этого препарата она стала принимать лишь после убийства. "Вы помните вопрос [заданный д-ру Миллеру]: "Если человек принимает по шесть таблеток перкодана в день и при этом немного выпивает, помутится ли у него рассудок?" Д-р Миллер тогда ответил: "Конечно, нет!" Защита передернула факты, заставив вас подумать, что Присцилла принимала по 35 таблеток перкодана еще до убийства. Возможно, она хотела этим сказать, что с тех пор Присцилла приняла так много таблеток, что уже не могла помнить, что произошло в действительности. Между тем через несколько дней после убийства она слово в слово повторила то, что сказала в первый раз. Защите не удалось опровергнуть ни одного слова в изложении ею событий, происшедших ночью 2 августа".

Важно помнить и о том, продолжал Шэннон, что убийца выстрелил в Гаврела лишь после того, как Бев Басе сказала: "Это Каллен!" В этой связи уместно спросить, отреагировал бы так на это Хорас Коупленд или же продолжал бы спокойно идти дальше? Стрелявший заманивал их обоих в дом, но, услышав имя Каллена Дэвиса, выстрелил.

Тем же тоном уверенного в своей правоте проповедника, в каком выступил его противник, Шэннон напомнил присяжным, что защита пыталась опорочить даже Андрию Уилборн, намекнув, что "у той за дверью есть маленький кустик марихуаны".

Шэннон повернулся к Каллену Дэвису и посмотрел ему прямо в глаза. "То, что происходит у нас в суде, — сказал он, — не что иное, как попытка нейтрализовать и подавить каждого, кто стоит на пути у этого человека, то есть сделать то, что уже было сделано 2 августа. Тех, кто ему тогда мешал, он убрал — да-да, именно это он и сделал. Что же касается защиты, то она руководствовалась одним простым принципом — кто угодно, только не Каллен!"

Шэннон заметил, как судья Доулен стал нетерпеливо поглядывать на часы, и понял — время его истекло. Он уже говорил о вещественных доказательствах, поэтому решил сразу же перейти к главному, на его взгляд, аспекту обвинения — к заявлениям, сделанным двумя женщинами. Обе были охвачены ужасом, сказал он, и бежали в противоположных направлениях. Тем не менее обе сказали одно и то же: это был Каллен. "Когда люди пребывают в крайне возбужденном состоянии и чем-то потрясены, — сказал он присяжным, — они всегда говорят правду. Вот почему их заявления следует считать надежными доказательствами".

Когда обвинитель еще раз потянулся за цветной фотографией тела Андрии Уилборн, то постарался не смотреть в сторону Джека Уилборна. К этому времени все в зале суда уже знали, что всхлипывавший человек был отцом Андрии. Шэннон обратил внимание присяжных на кровь на голове у девочки. "Как могла попасть кровь на голову, если стреляли в грудь? — спросил он. — Я вам скажу как. Девочка упала на живот и лежала в луже собственной крови. Убийца перевернул ее на спину, чтобы убедиться, что та мертва. Так он сам испачкался кровью, а затем оставил кровавые следы на лестнице".

Оставалась еще одна загадка, которую Шэннон хотел объяснить присяжным. В течение всего этого времени всех мучил следующий вопрос: если Каллен пришел убивать Присциллу, почему тогда он не покончил с нею сразу? Если не удалось сделать это одним выстрелом, почему он не сделал второго?

"Я объясню и это, — сказал Шэннон, чуть понизив голос. — У него оставалась еще возможность причинить Присцилле дополнительную боль. Он хотел затащить ее в подвал и показать тело Андрии. Вот тогда он удовлетворился бы вполне. Это было бы его высшей местью".

Шэннон сделал эффектную паузу и закончил речь словами: "Власть! Алчность! Он хотел все сделать так, как решил сам. И в ту ночь именно это он и сделал, став одновременно судьей, присяжным и палачом".

Шэннон поблагодарил присяжных за внимание и долготерпение и вернулся на свое место. Он произнес превосходную речь и знал это. Знали это и все присутствовавшие, включая Ричарда Хейнса и других защитников. Может быть, потому, что он выступал последним, его речь произвела глубокое впечатление и на присяжных. Позже Гибсон признался: "Когда в тот вечер мы вернулись к себе, у всех у нас было несколько подавленное настроение".

17 ноября, в четверг, в 9.20 утра девять мужчин и три женщины, которым выпало решать судьбу Каллена Дэвиса, приступили к обсуждению вердикта, выбрав своим старшиной Гилберта Кеннеди, 41-летнего почтового служащего. Глубоко религиозный человек (его жена впоследствии сказала, что самым тяжким испытанием для него было не посещать все это время церковь), Кеннеди был выбран одиннадцатым по счету присяжным, что означало, что его изоляция длилась 101 день. Мэрилин Кей Хейсли была изолирована на 143 дня (ее выбрали 29 июня). Как бы там ни было, все присяжные стали своего рода рекордсменами — никто до них в Техасе еще не сидел под замком так долго, а Хейсли находилась в изоляции дольше всех. Учитывая это, никто не ожидал, что присяжные будут спешить с вынесением приговора, хотя все считали, что каждый из них для себя уже что-то решил. В баре "Ретт Батлерз" за день до этого пронесся слух, что десять из двенадцати присяжных считали подсудимого невиновным. Этот слух распространили люди Каллена.

Пока присяжные решали его дальнейшую судьбу, Каллен спокойно дожидался вместе со своими адвокатами в зале суда. Кен Дэвис, Карин Мастер, Рэй Хадсон, Рой Риммер и другие его друзья и знакомые тоже ждали в первом ряду в зале. Если кто и говорил что-то, то только шепотом. То и дело к Каллену подходил кто-нибудь из друзей, шептал что-то на ухо и хлопал по плечу. Если обвиняемый и знал что-то заранее о возможном решении присяжных, он этого не показывал.

В течение последующих трех часов присяжные послали Доулену несколько записок с различными просьбами. В первой записке они спрашивали, на какой высоте пробита дверь, через которую был сделан первый выстрел в Фарра. "Пусть хорошенько посмотрят", — сказал судья и приказал вкатить на тележке огромную, чуть ли не трехметровую дверь.