Обвиняются в шпионаже

Михайлов Александр

Нечто подобное произошло, на мой взгляд, с Пеньковским. На войне как на войне. Там была окопная жизнь, со своими жесткими, а порой и жестокими законами и правилами, ясными представлениями о долге, совести, чести, дружбе и товариществе. Звезды на погоны там добывались в бою.

Иное в мирной жизни. Собственно, уже в конце войны Пеньковский начал ощущать, что несет с собой «расслабуха». На фронте он попал в фавор к командующему артиллерией 1-го Украинского фронта генералу Сергею Варенцову — будущему маршалу артиллерии. Варенцов взял Пеньковского к себе адъютантом. На этой должности Пеньковский стал незаменим не только для своего воинского начальника, но и для членов его семьи, которым ловко оказывал различного рода услуги. В конце концов, он настолько втерся в эту семью, что Варенцовы

доверяли ему даже ключи от своей дачи. Не чуждый благодарности, Варенцов стал покровительствовать Пеньковскому и в вопросах службы, а тот, будучи человеком неглупым, быстро понял, что с помощью такого влиятельного покровителя сможет быстро сделать себе карьеру. Чтобы укрепить свои позиции, Пеньковский в 1945 году женится на семнадцатилетней дочери начальника политуправления Московского военного округа генерал-лейтенанта Дмитрия Гапоновича, при этом широко афишируя свои родственные связи. В результате перед ним, как по мановению волшебной палочки, распахиваются двери сначала Академии Генерального штаба имени Фрунзе, которую он оканчивает в 1948 году, а затем Военно-дипломатической академии, куда он поступил в 1949 году.

Ну, у кого, скажите, не закружится голова от такого стремительного взлета?

Ведь даже опытного водолаза, который привык работать на глубине, на поверхность поднимают не спеша, чтобы его не поразила кессонова болезнь. По своему опыту знаю, как трудно поступить в военную академию. Академическое горлышко настолько узкое, что проскользнуть в него удавалось немногим. Если же учесть, что и среди этих немногих больше половины было блатных, то тех, кто пробивался на учебу своими силами, оставались единицы. Причем подавляющее большинство блатных были из Московского округа и из групп войск, тех, что дислоцировались в Восточной Европе — на территории Венгрии, Восточной Германии, куда и служить-то попадали по блату. Вспоминается характерный эпизод.

После окончания академии предстояло распределение в войска. Естественно, каждый мечтал распределиться получше. А в то время была льгота: офицер, окончивший академию с красным дипломом, имел право выбрать место дальнейшей службы по своему усмотрению.

Мой однокашник, отслуживший до поступления в академию несколько лет в Забайкалье в полевых условиях, вдоволь наглотавшийся песка и испытавший сорокаградусные морозы, что называется, зубами «грыз» академическую науку и, как мальчишка, радовался, когда заслуженно получил красный диплом. Его заветной мечтой было продолжить службу в Западном округе, на Украине, откуда он был родом.

Не тут-то было. Председатель мандатной комиссии четко обозначил ему курс на Дальний Восток. У моего приятеля челюсть отвисла. «У меня же красный диплом… — робко попытался напомнить он о своих правах. — В конце концов, это даже несправедливо. Майор Ю-н троечник, а возвращается снова в Южную группу войск».

В ответ на что услышал суровую отповедь: «Дальний Восток — это форпост страны! Вы что думаете, мы на такой ответственный участок троечников будем посылать?»

Но вернемся к Пеньковскому. Его тщеславие и честолюбие разрасталось, как на дрожжах. Он уверовал, что нашел универсальную отмычку к постам, чинам, наградам и всему, что этому сопутствовало. С виду неприступные и несокрушимые твердыни оказывались бессильными перед угодничеством и лестью. Пустое вроде: во время застолья долить водку в рюмку высокопоставленного гостя или, хотя это и не по чину, постучать вилкой по звонкому хрусталю и в наступившей тишине с волнительной ноткой в голосе провозгласить здравицу в честь хозяина: «Многоуважаемому Сергею Валентиновичу наше офицерское троекратное „ура“.

И еще недавно командовавшие армиями многозвездные генералы вставали, молодцевато подтягивали животы, вскидывали локти на уровень плеч и по команде розовощекого подполковника: „Два коротких, третий протяжно: гип-гип…“ — дружно кричали: „Ура! Ура! Уррр-ааа!!!“ А опрокинув в рот спиртное, благосклонно кивали в сторону Пеньковского: „Каков орел!“ Мелочь, а приятно.

Или отмечалось 60-летие Варенцова. Были приглашены важные лица, включая некоторых заведующих отделами ЦК КПСС. Как принято в таких случаях, юбиляру подносились подарки. Пеньковский

всех превзошел. Он преподнес маршалу французский коньяк 60-летней выдержки. Хозяин и гости были в восторге от вкуса напитка: „Вот это коньяк!“ Никому в голову не могло прийти, что хотя коньяк и был французский, но рядового разлива, и далеко не того возраста, что был указан на этикетке. Пеньковский вырезал рекламную наклейку коньяка из журнала и ловко вклеил ее на место настоящей. Не очень красиво с точки зрения этики. Зато, какой эффект!

Немало порядочных людей сумел охмурить Пеньковский. Как выяснилось, благоволил к нему и тогдашний руководитель советской военной разведки генерал армии Иван Серов, человек, которому по роду службы должно было проявлять, по крайней мере, осмотрительность при выборе знакомств. Опять же способствовали этому жена и дочь генерала. Забегая вперед, скажем, что после разоблачения Пеньковского, и Варенцов, и Серов поплатились за свою близорукость. Сергей Варенцов был исключен из партии и разжалован в генерал-майоры, генерал-майором стал и Иван Серов.

Военно-дипломатическую академию Пеньковский рассматривал как стартовую площадку на пути к собственной генеральской звезде. В том, что она вскоре засияет на его погонах, он нисколько не сомневался. Получив назначение в Четвертое (восточное) управление ГРУ, он с нетерпением ждет направления в зарубежную командировку, рассчитывая на должность военного атташе. В середине 1955 года его ожидание сбывается. Правда, лишь частично: в Турции, куда его командировали, должность военного атташе была занята, поэтому он получил предписание в аппарат военного атташе при посольстве СССР. Друзья намекали, что это временно. В ожидании вакансии Пеньковский ходил по местным рынкам, фарцевал по мелочи, добывая деньги на сувениры для нужных людей в Москве, а по вечерам отирал углы на дипломатических приемах, имитируя оперативную работу.

Между тем время шло, а начальник Пеньковского генерал Рубенко-Савченко оставался на своем посту, мало того, недвусмысленно давал понять своему подчиненному, что не очень им доволен. Тогда Пеньковский решил подтолкнуть события. В ход пошли интриги, склоки, наушничество, сплетни. Но и этого оказалось мало. И Пеньковский избирает способ на сто процентов „убойный“. Он „сливает“, пока анонимно, информацию о своих коллегах турецкой контрразведке. В результате турецкие власти выслали из страны одного из сотрудников ГРУ, а Рубенко-Савченко стал козлом отпущения за этот провал.

Однако и для Пеньковского все это не прошло даром. Коллеги, возмущенные его склочным характером, карьеристскими замашками, нечистоплотным поведением, просят начальство избавить их от него. Его поведение в Анкаре вызвало массу вопросов и у нашей контрразведки. В 1956 году Пеньковского отзывают из командировки и отчисляют из ГРУ. В течение года он находился в распоряжении управления кадров Министерства обороны. А затем о нем в очередной раз порадел добряк Варенцов. В 1957 году Пеньковского назначили начальником курса в Военную академию имени Дзержинского. Год он служит в этой должности, а затем его по протекции того же Варенцова зачисляют на высшие инженерные курсы, где обучали обслуживанию ракетных установок, которые находились на вооружении Советской Армии в тот период. В отличие от персонажа армейского анекдота, который, попав к врагу в плен, не смог, несмотря на все изощренные пытки, ответить ни на один вопрос, и в отчаянии воскликнувший: „Говорил же мне, дураку, старшина: „Учи матчасть — пригодится“, Пеньковский учился старательно. Однако практическое обслуживание ракетных установок его мало заботило. Он мечтал вернуться в ГРУ.

Снова Варенцов помог, обратился с ходатайством к Серову. Серов пошел навстречу. Правда, когда он затребовал характеристику и представление на Пеньковского, то испытал не очень приятные чувства. В служебной характеристике за период его работы в Турции было указано: „Мстительный, злобный человек, беспримерный карьерист, способен на любую подлость“.

„С такой характеристикой я не могу восстановить!“, — написал Серов на заключении. Кадровики поняли своего начальника. Они переписали представление, и генерал армии уже со спокойной совестью начертал на нем: „Утверждаю“.