Обязан выжить
Шрифт:
Дядя Викентий аккуратно закрыл саквояж, отставил его в сторону и, быстро разорвав на мелкие клочки найденные фото, сложил в умывальнике кучу обрывков. Потом чиркнул спичкой, прямо в руках спалил ненавистный негатив и его остатком зажег порванные снимки. Дождавшись, пока пламя, оставив после себя струйку дыма и пепел, погасло, дядя Викентий подхватил саквояж и выскочил из лаборатории.
Виктор, который караулил возле полуоткрытых дверей, услыхав шаги дяди Викентия, оглянулся.
— Ну что, порядок?
— В основном… Теперь концы прятать
— Как?
— Беги к «опелю». У тебя там вроде бензин в багажнике был.
— Есть, — подтвердил Виктор. — Две канистры. Полные. На всякий случай.
— Отлично! Обе сюда тащи.
— Понял, — Виктор кивнул и, спрыгнув с крыльца, помчался к машине.
А дядя Викентий наклонился над телом Силевича и, напрягшись, поволок его ближе к окну. Взвалив тело на подоконник, дядя Викентий подхватил ППШ и распущенным галстуком Силевича примотал автомат к руке убитого так, чтоб пальцы держали нажатым спус ковой крючок.
Отступив на шаг, дядя Викентий оценил работу, а потом сорвал шнурок, служивший для подтягивания шторы. Один его конец дядя Викентий привязал к затвору автомата, а второй, протянувши шнурок поперек комнаты и оттянув рукоятку в боевое положение, крепко привязал к ножке стола.
В этот момент в дверях послышалось громыхание, и дядя Викентий поспешно предостерег ввалившегося в комнату Виктора.
— Осторожней!
Дядя Викентий взял одну канистру и пошел с ней в лабораторию, разливая по дороге бензин. Через минуту в помещении, насквозь пропитанном резким запахом, нечем было дышать, и Виктор, зажимая нос пальцами и приглядевшись к автоспуску для ППШ, одобрительно заметил:
— Ловко задумано! Только стрелять в кого?
— Сейчас узнаешь…
Дядя Викентий поднял трубку стоявшего на тумбочке телефонного аппарата, дождался ответа телефонистки и, прочитав с бумажки номер, требовательно сказал:
— Четверикова!
Виктор кинул растерянный взгляд на бумажку, а тем временем дядя Викентий, услышав ответ, четко доложил:
— Говорит Корнетов. Имею данные. Сейчас в лаборатории Силевича, что на Левандовке, наклеивают фотографии на паспортные бланки. У вас в запасе минуты. Все, больше говорить не могу.
Дядя Викентий кинул трубку на рычаг и подморг нул племяннику.
— Сматываемся. Беги к машине и дуй к переезду. А я здесь подожду, пока подъедут, понял?
— А если тебя сцапают? — забеспокоился Виктор.
— Выкручусь, — оборвал его дядя Викентий. — Дуй, не задерживайся!
Проследив, как Виктор, на бегу размахивая пустыми канистрами, словно растворился в ночном сумраке, дядя Викентий вынес из дома саквояж с паспортами и кинул его подальше от крыльца. Потом пристроил под дверь тряпку, густо смоченную в бензине, приготовил спички и стал ждать.
Минут через десять послышался приближающийся звук моторов, и на перекрестке, хорошо просматриваемом с крыльца, мелькнул знакомый силуэт «виллиса». Дядя Викентий отступил на шаг, зажег спичку и, убедившись, что пламя от вспыхнувшей тряпки метнулось в комнаты, бросился к калитке.
Секунду у него за спиной было тихо, потом там что-то ухнуло, все вокруг осветилось, но к тому времени дядя Викентий уже успел свернуть за угол, в малоприметный переулок, ведший к переезду. А когда он уже подбегал к ждавшему его «опелю», где-то позади, за деревьями, в пламени, поднявшемся над домом, ударила длинная, на полный диск, автоматная очередь…
Забившись в самый дальний уголок сквера, коротая время, дядя Викентий в который раз рассматривал полученное сегодня утром письмо. Фамилия и адрес на конверте были его, однако почтового штемпеля не имелось, и к тому же текст на листке, вложенном в конверт, начинался с весьма недвусмысленного обращения: «Товарищ Корнетов».
Вообще-то изучать было нечего, поскольку с самого начала дядя Викентий понял: его вызывают для получения более полной информации. Оставалось одно — покорно ждать, и он спрятал конверт в карман, собираясь просто подышать чистым воздухом сквера. Однако и из этого намерения ничего не вышло, поскольку ждать практически не пришлось. Почти сразу позади дяди Викентия зашелестели листья, и кто-то надтреснутым, но на удивление знакомым голосом произнес:
— Ну, здравствуй, Вика!
Дядя Викентий испуганно дернулся, но тут же взял себя в руки и, оглянувшись через плечо, равнодушно кивнул.
— Простите, я вас не знаю…
От этой неожиданной встречи сердце дядя Викентия заскакало, как заяц, и сейчас он желал только одного, чтобы тот, кто его сюда вызвал, задержался хотя бы на пару минут.
— Знаешь, Вика… — сказал человек, стоявший сзади, и, спокойно обойдя лавку, сел рядом с дядей Викентием. — Не пойму только, почему старого друга признать не хочешь?
— Да признал я тебя, Сашка, признал! — дядя Викентий беспокойно закрутил головой. — Только отойди сейчас… Потом… На выходе подожди… Прошу!
— Не суетись, Вика, — вместо того чтоб уйти, человек уселся поудобнее. — Это я тебя вызвал.
— Ты?.. — дядя Викентий ошарашенно посмотрел на собеседника. — Ты, Сашка Войнарович? Я ж тебя последний раз в штабе Деникина видел…
— Ну, спасибо, Вика, узнал! — человек, которого дядя Викентий назвал Сашкой, хитро прищурился и с дружеской усмешкой заключил: — Только струхнул сначала, струхнул… А что до моей службы теперешней, так и ты, Вика, теперь этот, как его, Корнетов…
— У меня обстоятельства, — сердито буркнул дядя Викентий.
— Понятно… — согласился Войнарович и со странно двусмысленной ухмылкой добавил: — Но у меня тоже.
Некоторое время они молча сидели рядом, погруженные каждый в свои воспоминания, прежде чем дядя Викентий, вздохнув, спросил:
— И кто же ты теперь у них, Саша?
— Полковник, Вика, полковник…
— Полковник? — дядя Викентий усмехнулся. — Не густо… Хотя ежели то, что было, учесть, может, оно и ничего…