Обязана быть его – 2
Шрифт:
– Скажешь, нет? – презрение просочилось в голос. – Скажешь, ты просто так тут же прыгнула на член Терентьеву, – уголок рта дёрнулся, взглядом он впился в меня, будто коршун когтями.
Я молчала. Возразить? Что будет, если я не сделаю этого? А что будет, если сделаю? Усмешка стала ещё презрительнее и более явной. Взяв меня за подбородок, Эдик приподнял мою голову.
– Он хотел тебя, и он тебя получил, – усмехнулся Эдик невесело. – Я надеялся, что этого всё же не случится. У меня, в отличие от тебя, выбора не было. А ты… – качнул головой и отпустил.
– Что ты хочешь сказать? – дрожащим голосом спросила я.
Ощущение чего-то тёмного, грязного, появившееся ещё в машине, обдало сердце неприятным предчувствием.
– Только то, что сказал, Дарина, – отозвался Эдик и, прежде чем отвернуться, жёстко повторил: – Вымой руки и приготовь ужин.
– Эдуард…
– Переночуем тут, – перебил он меня, – а завтра вылетим в Таиланд.
– В Таиланд? – у меня снова запульсировало в висках. – Я… Я никуда с тобой не полечу.
– Полетишь, – процедил он. – Ещё как полетишь.
Я смотрела на него, борясь с гневом и страхом. Лететь я с ним не собиралась. Аэропорт… Если он отвезёт меня в аэропорт, я смогу…
– Помни про девчонку, – глядя мне прямо в глаза, выговорил Эдик.
– Про девчонку? – одними губами переспросила я, сильнее хватаясь за косяк. О ком он? Если о Соне… Не может же он…
– Терентьев приставил к ней своего пса, но не думай, моя дорогая, за мной тоже стоят люди. И стоит мне попросить их…
Он замолчал. Всё так же молча, в тишине, красноречиво кивнул и сказал снова:
– Руки и ужин, Дарина. И побыстрее, – приблизился. Я думала, что он снова возьмёт меня за подбородок, но он схватил за шею. – Тебя купили, как шлюху, а ты и рада, – так же резко отпустил и, усмехнувшись, ушёл вглубь коридора, попутно отвечая на очередной звонок.
Раздражённо отложив вилку, Эдуард поднялся из-за стола. К ужину он едва притронулся. Наспех приготовленное рыбное филе так и осталось лежать на его тарелке рядом с приправленной травами и оливковым маслом зелёной фасолью.
– Готовишь ты отвратительно, – налив себе стакан воды из графина, проговорил он. – Давно пора отправить тебя на кулинарные курсы. Хоть на что-то же ты должна быть годной.
– Эдуард, – после недолгого молчания всё так же осторожно позвала я.
Он нехотя обернулся. Отпив пару глотков, выплеснул остатки в раковину, туда же поставил стакан.
– Зачем ты на мне женился? – спросила я тихо. – Если… Если я ни на что не годна.
Щека припухла, разбитая губа ныла. Сидя к бывшему мужу в пол-оборота, я ждала, что будет дальше.
Эдуард молчал, рассматривая меня, потом вернулся за стол и, взяв вилку, наколол несколько стручков фасоли. Приподнял, словно нарочно демонстрируя мне проткнутые зубчиками зелёные стручки.
– Да чёрт его знает, – поморщился и принялся за еду. Прожевал и, пристально глядя на меня, сказал: – Когда я на тебе женился, ты была достаточно хорошенькая. Из тебя могло получиться что-то дельное, – он наколол ещё несколько стручков и кивнул на мою тарелку: – Заткнись и ешь.
От запаха еды меня воротило. Готовя ужин, едва сдерживалась, чтобы не броситься в ванную, но выбора у меня не было. Отломив ребром вилки кусочек рыбного филе, я проглотила его, почти не жуя.
Эдуард наблюдал за мной с каким-то понятным лишь ему одному садистским удовлетворением.
– Самолёт в полдень, – наконец сказал он спустя несколько долгих минут.
– Ты совсем не боишься? – не выдержала я.
– Чего я должен бояться? – на этот раз вилку он отложил спокойнее.
– Появляться в аэропорту, – сделала то же самое. – Летать вот так… Эдуард…
Встретившись с ним взглядом, я замолчала. Он некоторое время смотрел на меня, не говоря ни слова. В повисшей тишине было слышно, как на улице залаяла собака, как пикнула сигнализация машины. Эдик откинулся на спинку стула, забросил ногу на ногу.
– Сделай мне чай, – распорядился он, и я, поколебавшись, встала. Стоило мне сделать это, он заговорил: – Ты всё-таки глупая, Дарина. Красивая, но глупая.
Поначалу я хотела попросить его перестать. Перестать унижать меня, перестать называть по имени, перестать говорить загадками. Перестать, перестать и ещё раз перестать!!! Чувство опасности, что я испытывала в начале, находясь рядом с Демьяном, ничем не напоминало то, что пробуждал во мне бывший муж. Снова и снова я спрашивала себя, как могла прожить с ним столько времени? Как мне удавалось ходить по краю и не падать в пропасть?
Едва я включила чайник, Эдик подошёл ко мне сзади. Я насторожилась, подобралась, он же, положив ладони мне на бёдра, развернул к себе.
– Почему, как ты думаешь, Терентьев не обратился в полицию, Дарина? – спросил он, глядя мне в глаза. – Думаешь, он искал меня всё это время?
Меня пронзил ужас. Ужас понимания того, что он хочет сказать. Того, что он, в сущности, сказал уже давно – ещё когда мы были в машине. Догадавшись, что я всё поняла, он ухмыльнулся.
– Правильно, милая, – погладил меня по скуле. – Ты всё правильно поняла. Никто всё это время меня не искал. Ты дорого обошлась ему и, надеюсь, оно того стоило. Стоило ведь? Ты постаралась?
– Что… – голос был едва слышен, вместо слов из груди вырвался какой-то сип. – Что ты такое говоришь?!
– Дарина… – он покачал головой.
Шум чайника давил на виски, каждое слово Эдуарда взрывалось во мне, подобно начинённой крохотными обрезками железной арматуры бомбе. Каждый из этих осколков, все до единого, попадали в меня, оставляя царапины, кровоточащие раны, а Эдик продолжал смотреть.
– Деньги, угрозы… Именно так Терентьев добивается своего. Кнут, – резко схватил меня за шею и сжал. – Кнут… – притянул к себе, поглаживая большим пальцем.