Обычная история
Шрифт:
Такова была история его жизни, обстоятельства которой менялись исключительно в худшую сторону. А теперь это назначение на Околесицу, к полковнику Зуботыку!.. Когда Парртс вспомнил, что ему доводилось слышать о полковнике, температура тела у него упала сразу на десять градусов. Хотя слухам особо доверять не следует, нужны факты…
Парртс дал взятку писцу из отдела кадров, пожертвовав своим столь долго и тщательно копившимся запасом мармелада в горошинах, и раздобыл копию личного дела Зуботыка. Чем дальше он читал, чем быстрее он перелистывал страницы, которые постепенно нагревались, тем тяжелее становилось на душе. Бумага сначала покраснела, потом побурела, обожгла
— Внимание! Внимание! Приготовиться к посадке! — рявкнул голос из динамика. Завыли сверхзвуковые сирены; их вой проникал в самые укромные уголки корабля и размягчал кости тех, кто двигался недостаточно шустро.
К Парртсу это не относилось. Он моментально занял свой пост в двигательном отсеке у главного рубильника, встал по стойке «смирно» и замер в ожидании, дабы как можно лучше исполнить то, что от него требовалось. Между тем звездолет вошел в атмосферу Околесицы, прорвался сквозь плотный облачный слой, вынырнул на солнечный свет; взревели кормовые дюзы — корабль, паря как перышко, опускался на посадочную площадку. На панели перед Парртсом зажглась надпись «Жми!», и он немедля надавил на кнопку «Выкл», после чего вздохнул, ибо, скорее всего, выполнял свою нынешнюю работу в последний раз. Ведь из личного дела полковника Зуботыка следовало, что те, кто попадал к нему, назад не возвращались- по крайней мере, живыми.
— Рядовой Парртс! — громыхнул динамик. — На выход с вещами, живо!
Парртс закинул за спину вещмешок и направился к люку. В гордом одиночестве, если не считать сновавших по пандусу роботов, он миновал проем высотой добрых двадцать футов, остановился у автомата с водой, бросил в щель несколько монет, получил стаканчики с героинколой и гашиш-содовой. Поскольку будущее не сулило ничего хорошего — точнее, будущего не предвиделось вообще, оставалось только утешаться наркотиками. Парртс знал, что живых людей поблизости нет, однако ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернулся — и стаканчики выпали из его внезапно онемевших пальцев.
На него смотрел полковник Зуботык. Нет, не просто смотрел — это слово никак не вязалось с тем ужасом, какой вызвал у Парртса горящий взор Зуботыка. Тот глядел на рядового, застывшего в полной неподвижности, своим единственным глазом; на месте второго, то ли выдавленного, то ли выбитого, зияла пустота ни тебе черной повязки, ни стеклянного протеза. Полковник не шевелился, будто притворяясь ящерицей, которую, кстати, весьма напоминал, — лысый, исчерченный шрамами череп, зеленоватая кожа… Он широко раздувал ноздри, этакие темные пещеры, в которые, похоже, переместились все те волосы, что отсутствовали на голове. Уши полковника, большие и оттопыренные, выглядели так, словно кому-то взбрело на ум откусить от них по кусочку. Что касается носа, его вид лучше обойти молчанием. Нижней челюсти Зуботыка позавидовал бы и неандерталец: она настолько выдавалась вперед, что желтоватые, зазубренные резцы полковника заслоняли собой губу и даже доставали до волосатых ноздрей.
— Ну, — прорычал Зуботык; голос у него был сиплый, весьма неприятный на слух, — чего вылупился? На кого ты, по-твоему, смотришь?
Ответить было попросту невозможно, поскольку наружность полковника представляла собой настоящую загадку для антрополога: неимоверно длинные, похожие на обезьяньи лапы руки, пивное брюхо, кривые ноги и. вдобавок ко всему, описанная выше физиономия.
Парртс молчал, а Зуботык придирчиво изучал его взглядом, который походил скорее на парализующий лазерный луч и словно прожигал в мундире дырки. Наконец полковник шагнул вперед; внезапно в руке у него очутился ездовой хлыст. Парртс ощутил, как стынет в жилах кровь: хлыст был изготовлен не из кожи, а из мумифицированного человеческого тела, облаченного, между прочим, в форму, на которой виднелись капральские нашивки. Зуботык обошел вокруг рядового, что-то пробормотал. Парртс испустил судорожный, со всхлипом, вздох.
— Разве я разрешал тебе дышать? — справился полковник с такой угрозой в голосе, что легкие Парртса мгновенно окаменели, словно скованные морозом.
Осмотр продолжался; над Парртсом нависла угроза смерти от удушья. В последний миг — вернее, чуточку прежде, в момент, когда интеллектуальный коэффициент Парртса понизился на шесть единиц, поскольку начали отмирать мозговые клетки — полковник произнес:
— Дыши!
Завеса тьмы над сознанием рядового приподнялась, легкие заполнились живительным воздухом, и Парртс начисто позабыл таблицу умножения на семь.
— Что ты здесь делаешь? — осведомился Зуботык.
— Назначен на вашу базу, сэр. Приказ у меня в вещмешке.
— Я запрашивал группу приговоренных к смерти, а мне прислали тебя.
— Если хотите, сэр, я могу вернуться на корабль…
— Стой, где стоишь! — Окрик Зуботыка прозвучал столь громоподобно, что почти заглушил рев двигателей стартовавшего звездолета. Утратив последнюю надежду на спасение, Парртс расслабился и приготовился к худшему. Полковник между тем проговорил: — Ну ничего, своих смертников я еще получу. А пока сойдешь и ты. Что ты слышал обо мне, рядовой?
— Ничего хорошего, сэр.
— Что ж, космос, выходит, слухами все же полнится. Ну-ка, рядовой, расскажи, что говорят обо мне солдаты, когда от нечего делать болтают по вечерам?
— Они говорят, сэр, что такого подлого, мерзкого, кровожадного сукина сына, как вы, на свет до сих пор не рождалось. Что Аттила годится вам разве что в подручные. Что вы не проиграли ни одного сражения и не оставили в живых ни единого из своих солдат. Что ваша личная жизнь — это диковинная смесь фанатизма, садизма, мазохизма, всяких прочих «измов», а так же самобичевания и жестокости.
— Значит обо мне знают. Замечательно! — Полковник довольно кивнул и с улыбкой постучал засушенной головой капрала по стальному мыску своего башмака. — Что еще? Можешь говорить откровенно.
— Слушаюсь, сэр. В вашем личном деле… — Парртс вдруг запнулся, у него отвисла челюсть. — Сэр, в вашем личном деле… ну да, так и есть… нет ни слова о сексе. — Он ухмыльнулся и протянул Зуботыку руку. — Сказать по правде, полковник, я искренне рад нашей встрече и готов служить.
Зуботык взревел, как измученный грыжей лев, и прыгнул вперед, растопырив пальцы, что заканчивались желтоватыми когтями; запах изо рта полковника напоминал ту вонь, какая исходит летом от слоновьего кладбища.
Глава 2
СПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ
— Нет! — воскликнул Парртс, тряся руками перед грудью. — Вы меня не так поняли. Вы мне нравитесь, сэр. Я рад служить под вашим началом. Я все сейчас объясню.
Озадаченный, сбитый с толку полковник Зуботык заколебался. Он впервые в жизни услышал, что кому-то нравится. Поразмыслив, он фыркнул, сунул руку в карман, извлек оттуда мини-гранату, выдернул чеку и запихнул гранату в голенище сапога рядового.
— На объяснение у тебя одна минута Если ты не сумеешь внятно объяснить что к чему, останешься без ноги, после чего я когтями раздеру тебе живот, выну твои кишки и обмотаю их вокруг твоей шеи.