Обычная история

Грин Наталия

В машине было холодно, потому мы поверх своей одежды набросили накидки с сидений, а меня еще Сайренс прижал к себе для сугрева всем своим огромным, шестидесятого размера, двухметровым телом, и мы, задремав, потащились к дому...

Вот, собственно, и вся история, - закончила Таня, моргая закрывающимися от усталости глазами.
– Все, пошли спать, а то уже утро скоро.

И подруги, передвинув развалившихся по всей кровати детей в серединку, легли с двух сторон, укрывшись большим двуспальным одеялом.

Зиму сменила весна, которая, как обычно, принесла Таниной маме одни неприятности. Обычно с начала весны у Таниной мамы начинались тяжелые приступы, которые столичные врачи долгое время

ошибочно принимали за сердечные. Дело оказалось много серьезнее. После удаления почки камни нашли себе другое пристанище - в желчном пузыре. И так как мама, к сожалению, не поверила провинциальным врачам, которые еще несколько лет назад предупреждали ее, что виной приступов являются камни в желчном, и потому отказалась от операции в глухом районном центре, куда ездила с инспекцией, то попасть на стол хирурга ей пришлось именно этой весной. Операция была тяжелой, с осложнениями, потому маму долго из больницы не выпускали. Таня моталась к маме в больницу после работы, зачастую оставаясь дежурить рядом с ней на ночь. Так как мамино состояние не улучшалось, а потом еще и осложнилось разошедшимися внутренними швами, то мама долго находилась в реанимации. Танин папа, дежуривший у мамы днем, так как специально для этого взял на работе отпуск, в очередь с Таней и маминой сестрой, не выдержал напряжения и сам слег "с сердцем" в другую больницу, расположенную в противоположном конце города. В будние дни Таня после работы забегала домой, принимала душ и переодевалась, а потом шла на всю ночь к маме в больницу. Утром, поев жидкую безвкусную больничную кашку, бежала на работу. В выходные Таня начинала "забег" с папиной больницы, потом "навещала" дочку у Светы, которая любезно предложила свою помощь на весь сложный для Тани период, а вечером шла на дежурство к маме. Порой Тане начинало казаться, что она сходит с ума, что она просто свалится однажды и умрет. Но, как известно, "каждому выпадают испытания по силе его"...

В это чрезвычайно трудное время Таню поддерживал "на плаву" Олег. Иногда он забирал ее после работы и привозил домой, иногда просто привозил ей нужные лекарства. Однажды он почти насильно увез ее с работы и повез за город, к просыпающейся от зимы природе. Они гуляли по еще холодному лесочку с набухающими на ветках почками, дышали свежим чистым лесным воздухом, слушали нестройное щебетание птиц, и Таня медленно приходила в себя, вернее, из себя, из своей боли и тоски ВЫХОДИЛА к свету, весеннему солнышку, птичкам... Но чаще всего, заехав за Таней после работы, Олег привозил ее домой, где на тридцать - сорок минут выдергивал ее из жуткой круговерти "больница - работа - ребенок - больница". Они снова "улетали", и Танина душа отдыхала, голова "отключалась", а тело получало мощный заряд живой энергии, помогающей Тане жить, работать, бороться с маминой и папиной болезнью.

"И даже в краю наползающей тьмы

За гранью смертельного круга..." -

звучали в Таниной голове строчки из песни... Олег уводил ее все дальше, и, улетая из страны "наползающей тьмы", вырываясь из-за "грани смертельного круга", Таня возвращалась к жизни и несла эту жизнь больным маме и папе.

К лету родители выздоровели. Но Таню ждал новый удар. Придя в один из дней, как обычно, Олег сказал:

– Танюша, меня переводят на работу в Москву.

– Надолго?
– еще не поняла Таня.

– Навсегда. Мне дают квартиру, и я с семьей уезжаю...

– Когда?
– выдохнула непослушными губами Таня.

– На следующей неделе, - и он назвал день отъезда.

– До отъезда еще придешь?

– Нет, не смогу. Много дел...

Олег обнял Таню за безвольно опустившие плечи и не верящим себе голосом сказал:

– Танюша, я еще приеду. Мы встретимся. Не на век же я уезжаю...

– Олег, все в порядке, - взяла себя в руки Таня.
– Я все понимаю... Не надо ничего говорить... Пожалуйста, помолчи, - прервала она его попытку что-то сказать.

Обнявшись, они постояли некоторое время в коридоре Таниной квартиры, потом Олег бросил ненужное уже "Пока!" и вышел.

Таня вернулась в комнату, села на постель, предательски выставляющую напоказ их только что закончившееся свидание, и тупо глядя в одну точку, повторила:

– Уехал...уехал...уехал...

Слова прозвучали в ушах Тани как перестук вагонных колес. Она встала, оделась и вышла в магазин купить бутылку водки.

Вернувшись, открыла бутылку, налила маленькую рюмку, сознавая, что стакан ей сразу не одолеть, тем более, что водку она никогда не могла пить, и резко опрокинув в себя три глотка, налила снова. Влив в себя таким образом треть бутылки, она, наконец, расплакалась. Слезы были не соленые, а какие-то горькие и очень горячие... Но боль не отпускала. Вспоминать отношения с Олегом у нее не было сил. И только одно слово билось в голове, как навязчивый перестук колес: "Уехал... уехал... уехал..."

Таня налила еще рюмку, насильно выпила, и тут ей стало плохо. Перед глазами все поплыло, она стала задыхаться... Выйдя на балкон, пройдясь при этом по всем косякам, она облокотилась о перила и вспомнила его уходящую фигурку, которую так часто видела раньше. Рыдания вновь потрясли ее. Она плакала, понимая, что зря пыталась напиться, потому что боль не проходила, а голова не пьянела. И только тело переставало слушаться. Воздуха не хватало и на балконе. Она вошла в комнату и легла на все еще не застеленную постель. Перед глазами все плыло, потолок безостановочно вертелся, и Таня даже удивилась, почему потолок кружится, если она тихонечко лежит на кровати. Приступ удушья усилился, не хватало воздуха не только на вдохе, но и на выдохе. Таня встала, вышла из квартиры и, ясно ощущая, что ее шатает, пошла к соседнему дому, чтобы позвонить подруге.

– Света, он уехал... Он уехал навсегда... Светка, приезжай, мне очень плохо... Я еще водки напилась...

– Сейчас буду, - сразу ответила подруга.

Через двадцать минут она уже была рядом с Таней.

– Что случилось? Кто уехал?

– Олег. Олег уезжает в Москву. Навсегда. С семьей.

– Ну и что, что в Москву. Не на Северный же полюс, - резонно ответила подруга, ощупывая Танин лоб и считая ее пульс.
– Ты чего, мать, раскисла? Приедет еще. Увидитесь. Как себя чувствуешь? Выпила много?

– Нет. Кажется, полбутылки. Или больше... А, может, меньше...
– глупо засмеялась Таня, чувствуя, что она, по крайней мере, сейчас не одна.

– Тошнит?

– Н-н-н-е-е-т-т, не тошнит, - охотно ответила она.
– Голова кружится и воздуха не хватает, - честно добавила она.

Света брезгливо подняла бутылку, посмотрела на этикетку и спросила:

– И чего ты такую гадость пьешь?

– Пью, чо было, - сообщила Таня.

– Пойдем на балкон, продышимся, - предложила Света.
– Или лучше сходим в туалетик, выдадим "на гора" всю дрянь. Идем в туалет, - решила, наконец, Света.

– А пошли, - радостно отозвалась Таня.

"Выдать на гора" не удалось.

– У меня организм такой, - поделилась "сокровенным" Таня, - чо взял, обратно ну никак не отдает. Ни-ни!

Промучавшись с Таней минут десять, Света решительно сказала:

– Давай, мать, на балкон. Сигареты есть?

– Да, должны быть. Олег обычно оставляет, чтобы всегда были под рукой.
– Воспоминание об Олеге обожгло, но через мгновение отпустило.
– Светка, я так рада, что ты пришла! Я бы тут одна око...око-чурилась, - с трудом выговорила Таня сложное слово.