Обычные приключения: Повесть. Рассказы
Шрифт:
— Почему? Вы ведь не только посылали и принимали информацию, но должны были и шифровать ее. Таким образом, знали содержание.
— На суде об этом не говорилось.
— Но иначе ведь не могло быть. Ренэ и Освальд не прошли такой подготовки, как вы. А Кришпин был простым связным.
— Зачем вы снова все это вытаскиваете? — протянул со вздохом Завадил. — По закону срок давности истек.
— Так чего же вам бояться? Окажите, о чем шла речь в последней депеше? Что вы с ней сделали?
— То же самое, что и с другими:
— Каким путем? По одному из каналов для связных?
— Нет. Каналы были вам известны или могли быть известны. Речь шла о запасном канале, предназначенном для чрезвычайных случаев.
— Вы знали, куда он ведет?
Завадил покачал головой:
— Бартак признавался, что он всегда имел склонность к строгой конспирации.
— Значит, Сыровы или его жена? — снова предположил Гавран.
— Сыровы знал лишь два канала для обычной связи и одно место, где он встречался с агентами. О запасном канале не имел права знать даже он.
— Сколько же каналов было у вас?
— Я же говорил, что было три канала. Два обслуживал Сыровы. О них, вероятно, кое-что знала и его жена. Третий канал был запасным. Его не знал и Ренэ. Знали только Бартак и его проводник. Каждый знал только то, что касалось непосредственно его самого… Третий канал существовал, хотя Бартак и скрывал это. Перед тем как сбежать совсем, Бартак собрал нас, то есть Ренэ, Освальда и меня. Мы договорились, каким образом будем давать о себе знать. Ренэ потребовал от него гарантий безопасности. Бартак в ответ сказал, что он уже давно подготовил запасной канал. Сначала воспользуется им сам, чтобы уйти за рубеж, а потом он послужит и нам, если вдруг возникнет угроза ареста.
— Но ведь кто-то должен был стеречь канал, получать письма, попросту заботиться о нем.
— Вероятно, так, — согласился Завадил. — Именно поэтому мы не имели права знать его.
— Вы разговаривали с Сыровы после его возвращения из тюрьмы?
— Да, он был у меня.
— Он не предлагал вам уйти за границу?
— Говорил об этом, но я отверг его предложение. Однажды я уже испортил себе жизнь. Там, за кордоном, нас, я думаю, не ожидали с оркестром. Незадолго перед этим я вновь женился. Жена знает обо мне все.
— Вы имеете в виду вторую жену?
— Естественно. Первая жена подала на развод, когда я был еще в следственной тюрьме. После этого я видел ее, наверное, раза два… Даже к сыну меня не подпустила. Он нашел меня потом сам.
— Извините меня, но хотелось бы знать: первая жена знала о вашей деятельности?
— Во все эти дела она и меня втянула. Теперь все позади. Вторую жену я встретил здесь, в бухгалтерии. Муж у нее эмигрировал с другой женщиной. Знаете, я от жизни больше ничего не жду, кроме нескольких спокойных лет. С Марией мы живем дружно, оба хлебнули предостаточно. Тоща я откровенно сказал Сыровы, что уходить не желаю.
— Вы знаете, какова его дальнейшая судьба?
Завадил отпил кофе.
— Вы в самом деле не разговаривали со здешними коллегами? Я ведь все им рассказал.
— Послушайте, пан Завадил, если бы мне была нужна информация только о вас, я не пришел бы к вам. Мне нужно знать, как обстояло дело с запасным каналом.
— Вы правы, о нем никогда не говорилось ни слова. Значит, так, Сыровы отозвался примерно через год. При расставании он обещал дать о себе знать. В то время срок давности уже истек, пан капитан.
— Бегство Сыровы меня не интересует, — махнул рукой Гавран.
— Его открытку я показывал вашему здешнему коллеге. Она была прислана из Австралии. Сыровы писал, что работает на ферме. Позднее он прислал письмо с цветной фотографией — он стоит с ружьем в руках возле джипа с кучей отловленных кроликов. Подпись была такая: «Привет с уикенда шлет фермер Сиров». Очевидно, сменил фамилию. Но хвалился он зря, фермером так и не стал.
— Откуда вам это известно?
Завадил пожал плечами:
— Знаю об этом довольно точно, если верить рассказам некоего Огноутека. Он приезжал сюда в прошлом году, разыскал меня в теплице, чтобы передать привет от Сыровы. С запозданием, правда. Сыровы уже три года как умер.
— Откуда это стало известно Огноутеку?
— Они были там вместе. Знали друг друга еще по лагерю. Им, говорил он, ничего не оставалось, как уехать в Австралию. В других странах их не принимали. Потом в течение четырех лет копил деньги на обратную дорогу домой.
Гавран задумчиво произнес:
— Что же случилось с Сыровы?
— Кто-то на него напал и так избил, что оказались отбитыми почки. Его отвезли в государственную больницу, где он и умер.
— Нападение на ферме — как это могло произойти?
— Огноутек намекнул: Сыровы называли болтуном, он доносил на других эмигрантов, а их было на ферме человек десять, Фермер тоже был чехом, убежал в тридцать восьмом году. Вначале думали, что ховяин взял чехов из сочувствия, но в действительности он наживался на них. Потом Огвоутек случайно нашел работу на пристани. Адрес у меня есть, могу дать, если хотите.
Был бы вам очень благодарен. Мне только одно непонятно, пан Завадил. Сыровы определенно рассчитывал, что за границей ему помогут. Почему же он попал в Австралию и почему, в конце концов, оказался вынужден доносить на других, чтобы выжить?
— Трудно сказать, — отвел глаза в сторону Завадил.
— А я скажу вам. Сыровы только там понял, что люди Бартака никого не интересуют.
— Вы ведь знаете, пан капитан, что на самом деле все это выглядит еще печальнее: людям Бартака за рубежом никто не верит. Ваш коллега показывал мне австрийские газеты.