Обычный ребёнок
Шрифт:
Видите ли, Мёрф был из тех детей, которых привозили в школу до нелепого рано. Мамина смена в больнице начиналась в девять часов, а ехать было далеко. Так получалось всегда. Уже не первый год все будние дни начинались для Мёрфа с того, что он бродил вокруг школы, будто алчущий знаний призрак.
На самом деле Мёрфу даже нравилось следить за тем, как всё происходит: как появляются ученики, которые разрушают тишину; любил наблюдать, как доставляют молоко, с удовольствием болтал с уборщиками; ему нравилось смотреть, как приходят учителя – далеко не всегда готовые приступить к работе. Казалось, будто
Мёрф не отказался бы от мороженого в одиннадцать утра.
Но мы отвлеклись.
– Ну, иди, – подбодрила Мёрфа мама, припарковавшись перед Школой. Она наклонилась к нему и открыла дверь с его стороны. – Смелее!
Мёрф потерянно посмотрел на неё, закинул рюкзак на плечо и выпрыгнул из машины. Завернув за угол, мама посигналила. Типичный пример маминого поведения, которое его смущало – для краткости он называл его смамщающим.
Было немало и других смамщающих поступков. Например, мама могла:
– Поцеловать его на прощание в присутствии друзей.
– Назвать его детским прозвищем в присутствии друзей (прозвищем Мёрфа было «сладкий обнимашка». Когда мама две школы назад назвала его так прилюдно, он даже обрадовался, что скоро они снова переедут).
– При друзьях просить его «перестать выделываться».
– В присутствии друзей поинтересоваться, есть ли у него девочка.
– Громко спеть на публике.
– Вытереть грязь с его лица смоченным слюной пальцем.
– Спросить, есть ли у него носовой платок, как будто он беспризорник викторианской эпохи.
Услышав гудок, который показался ему самым длинным на свете, Мёрф неуверенно улыбнулся маме, одновременно пытаясь дать ей понять, чтобы она перестала сигналить, робко помахал рукой и взвалил рюкзак на плечо, чтобы начать день, который окажется самым странным из всех, какие у него бывали.
Ворота школы были открыты, но в здании, похоже, ещё никого не было. Мёрф прошагал через двор и вошёл в открытую главную дверь, выкрикнув: «Эй, есть кто?» – робким по случаю первого дня в школе голосом. Но никто не откликнулся.
Войдя внутрь, Мёрф сразу же обнаружил исцарапанный деревянный стол, на котором стоял старинного вида компьютер. Он решил присесть на неудобный пластиковый стул, стоявший за этим столом, и посмотреть, что будет дальше.
В прошлой школе Мёрфа чем ближе был первый звонок, тем больше поднималось суеты. Родители болтали друг с другом, дети носились вокруг, машины криво парковались или петляли зигзагами, следуя командам скачущего по парковке свирепого регулировщика. Но здесь всё, похоже, происходило намного тише. Он наблюдал, как дети спокойно входят в ворота, заметил, как папа высаживает дочь из очень низкой чёрной машины. Двое мальчиков постарше неспешно прошли мимо него, и он подумал, что они, должно быть, пронесли в школу петарды, потому что, как только они завернули за угол, раздался громкий хлопок.
– Отличная маска, Говард! – сказал один из них, и оба рассмеялись.
Ни у одного из них не было маски, но, по мнению Мёрфа, это всё равно было не смешно.
Единственное, что казалось ему сперва необычным – то, что все подъезжали к школе быстро и тихо. Всё происходило очень организованно, хотя здесь и не было регулировщика, который размахивал бы своим дорожным знаком, похожим на леденец на палочке, пытаясь поддержать порядок.
Но чем ближе было начало учебного дня, тем страннее казалось Мёрфу всё происходящее. На самом деле, оно уже давно перешло границы разумного и приблизилось к стадии «Что это вообще за петрушка с сыром?».
Ожидая, что кто-нибудь придёт и скажет ему, что делать дальше, Мёрф глядел в окно. День был серым и дождливым, но внезапно из низко нависающих облаков появилась ярко-жёлтая фигура с зонтиком и быстро спланировала вниз, скрывшись из вида за одним из школьных зданий.
Мёрф не верил своим глазам. Он устал? У него галлюцинации? Он сходит с ума?
«Может, это была гигантская канарейка», – решил он.
Он быстро обдумал эту идею и отбросил её, рассудив, что гигантских канареек не существует (и уделив некоторое время сожалениям по этому поводу), а затем попытался осмыслить, что же только что произошло. Он просто обязан узнать, что за лимонно-жёлтая штуковина это была.
Мёрф поднялся из-за стола и поспешил наружу, повторяя траекторию гигантской канарейки – или чего-то, что определённо не могло быть гигантской канарейкой, не в последнюю очередь, из-за зонтика. Он повернул влево, памятуя, в каком направлении она перемещалась по небу, и побежал к спортивной площадке.
Рядом с боковой дверью, на которой висела табличка «Гардероб», он увидел, как кто-то в жёлтом отряхивает руки, а затем проделывает не имеющие определённого названия движения, то открывая, то закрывая зонтик, чтобы стряхнуть с него воду.
Что ж, давайте придумаем название для этого действия прямо сейчас. Из списка наилучших вариантов – брызгохлопанья, зонтотрясения и шуркапанья – мы выбрали слово «брызгохлопанье» и надеемся, что оно вам понравится.
Незнакомец яростно брызгохлопал своим зонтиком.
Мёрф догнал неизвестного как раз в тот момент, когда тот входил в раздевалку. Когда дверь уже закрывалась за ним, Мёрф изогнулся, чтобы протиснуться туда незамеченным.
Но вместо этого он поскользнулся на мокром полу, въехал внутрь как носорог на коньках и столкнулся с мокрой жёлтой стеной.
Поднявшись на ноги, он испытал облегчение – по большей части – обнаружив, что существо, которое брызгохлопало своим жёлтым зонтиком, оказалось не гигантской канарейкой, а совершенно обычной девочкой в очках.
– Извини! Привет! Уф, ты, это… прилетела… то есть, канарейка… сапоги… большая птица, дождь…
Мёрф запаниковал. Он и в лучшие времена не слишком умел разговаривать с девочками, не говоря уже о случаях, когда они – в буквальном смысле – влетали в его жизнь.