Обычный рейс (Полярные новеллы)
Шрифт:
— Я потому и доложил.
Бросив незаконченную партию, академик вышел на палубу.
Катер подошел к борту. В нем стоял Низовский. Он что-то кричал академику, но разобрать слов было нельзя.
Наконец он поднялся по штормтрапу.
— Афанасий Васильевич! — закричал он, едва его голова поднялась над палубой. — Это оказалась туша…
— Туша кита? — перегнувшись через реллинги, спросил старик.
— Откуда вы знаете?
— Конечно, туша кита, — сказал старик и пошел в каюту доигрывать партию. — Я так и знал, что это туша кита, — говорил академик
— Простите, Афанасий Васильевич, сейчас мой ход, — сказал капитан. Чем же объясняете появление клыка на острове?
— Китобои. Древние китобои! Очевидно, они украсили клыком нос своего корабля или челна…
— Сдаюсь, — сказал капитан. — Я пойду распоряжусь о снятии с якоря.
Проходя мимо Низовского, капитан погладил бороду, улыбнулся и, не удержавшись, сказал:
— Вот тебе и живой мамонт!
Низовский покраснел.
Сославшись на головную боль, он ушел в свою каюту и заперся в ней. Напрасно капитан стучался к нему. Низовский не открывал. Не вышел он на палубу, даже услышав, что на корабле поднялся шум. Низовский подумал: это бот снимается с якоря, покидая остров Ледяной.
Но на самом деле шум поднялся, когда с острова прибыли на шлюпках матросы и рабочие. Они сообщили, что обнаружили за тушей кита… сруб.
Академик забыл обо всем на свете, даже о существовании своего молодого помощника. Он поспешно спустился в моторный катер и потребовал как можно скорее доставить его в пещеру.
Как это часто бывает с молодыми людьми, Низовский от огорчения уснул.
На рассвете кто-то забарабанил в его дверь. Ничего не понимая, он вскочил с койки и открыл каюту.
— Спите, батенька мой, спите? — угрожающе начал академик.
Низовский юркнул на койку и прикрылся одеялом.
— Не угодно ли полюбоваться, что вы нашли, аспирант Низовский? — все так же угрожающе продолжал Афанасий Васильевич.
Встревоженный Низовский смотрел, как академик торжественно положил ему на одеяло колчан и стрелы.
Низовский протер глаза.
— Сруб обнаружили, — улыбнулся академик. — Понимаете, за китом-то сруб оказался, — словно по секрету сказал Афанасий Васильевич и вдруг громко вскрикнул: — А вот это! Вы только поглядите на это! — Старик, прищурившись, уставился на Низовского. Выждав мгновение, он положил ему на ладонь несколько кусочков металла неровной формы. Словно зубилом вырублены, не правда ли? — допрашивал он. — А? Ну, то-то… Именно вырублены! Потому и рубль называется… Это действительно рубленые монеты!
— Монеты? — вскричал Низовский, соскакивая с койки и подхватывая упавшие было колчан и стрелы. — Монеты? Каких же времен?
— Времен Дмитрия Донского, голубчик! Дмитрия Донского… Куликовская битва, батенька!..
— Да это почище живого мамонта! — взволновался молодой человек.
Узнав эту историю, я не удержался и отправился на бот «Норд».
Я видел и академика Бондарева и Низовского. Они показывали мне чудесные находки, я держал в своих руках древние русские монеты,
Академик, поглаживая бороду, говорил серьезно, чуть косясь на своего молодого помощника:
— Александр Львович сделал на острове Ледяном открытие особой важности. Его находки доказывают, что русские много сотен лет назад бывали в Арктике, открыли ее, охотились здесь на китов, вели торговлю, имели что-то вроде факторий. Тут исконная наша земля. — И академик посмотрел в круглый иллюминатор, через который виднелся низкий берег и суровое, свинцовое море. — Поднимать буду через Географическое общество вопрос. Давно пора стирать с арктических карт лишние иностранные имена. Не мало полярных земель и в Антарктике и в Арктике открыты нами, русскими… Это исконные наши места.
Я простился с учеными.
— А как же мамонты? — спросил я тихо Низовского.
— Я все равно буду их искать, — также тихо ответил мне Низовский.
Но старик обладал тонким слухом. Он улыбнулся и сказал:
— Он найдет, непременно найдет. Он специально для этого к вам на "Георгия Седова" перебирается. Хочет проверить, не забрался ли какой шалопай мамонт на Холодную Землю.
Мне было приятно, что знакомство с Низовским не кончается.
Ученые проводили меня до трапа.
МЕДВЕЖЬЕ ГОРЕ
Во второй половине сентября, в небывало позднее для плавания в Арктике время, "Георгий Седов" поднял якорь и снова вышел на Большую дорогу Северного морского пути. Но вскоре он резко свернул к северу. У него был свой маршрут — к "Земле самой северной", как называл этот архипелаг мой новый знакомый, доктор географических наук Валентин Гаврилович. Он сел к нам на острове Диком вместе с научной экспедицией, которая должна была исследовать архипелаг.
Состояние льдов в западном секторе Арктики было для нас исключительно благоприятным. Собственно говоря, льдов долгое время не было совсем, кругом расстилался безбрежный океан. Сильно покачивало. Наконец мы дошли и до льдов.
Когда корабль вошел в лед, качка мгновенно прекратилась. Пассажиры выбрались на палубу. Выглянуло солнце и показало нам удивительные неповторимые краски, очень тонкие и нежные. Мне сказали, что они здесь никогда не бывают яркими. Белые поля расступались, образовав зеленоватые озера, тихие, как заводи.
Но вскоре солнце исчезло. Нас окружила мутная тьма. Видимость, как говорят моряки, пропала. Корабль вошел в полосу чистой воды и сплошного тумана.
Недаром так не любят моряки это море. Бури и туманы.
— Уж лучше бы льды, — говорил Борис Ефимович.
В довершение всего вещи в каютах ожили. Корабль валило с борта на борт. Я с трудом открыл дверь в каюту. Мой чемодан вырвался из-под койки и вместе со стулом носился по каюте. Графин выскочил из гнезда на полке и разбился.
Словом, был полный разгром.