Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)
Шрифт:
– Только что?
Бореаль нервно протер лоб платком. Роквуд подумал, что платок этот никогда не стирался и настолько пропитался Бореалем, что, если его хорошенько выжать, вполне бы хватило на второго проводника. Тем временем номер первый облизнул губы и сказал:
– Только Бореаль не пойдет с моим другом Роквудом к кампаса. Они плохие индейцы, очень плохие. Раньше были еще хуже, но и сейчас нехорошие.
– Пфф… – Роквуд пренебрежительно фыркнул. – Опасаешься, что они отрежут твою умную голову, набьют горячим песком и повесят на пальму сушиться?
Бореаль чуть не подавился пивом. Отдышавшись, пропыхтел:
– Амиго не должен так шутить. Это плохие шутки. Эспириту, гаса напьендо может услышать, и что
– Что? – с любопытством поинтересовался Роквуд.
Индеец негодующе покачал головой и пробормотал что-то под нос на родном языке. Возможно, заклинание против злых духов, но, скорее, обычное ругательство.
Рассветный птичий хор оглушал. На скользкой от росы пристани американца и его спутника уже дожидались два угрюмых индейца. В отличие от деревенских, которые старались напялить на себя как можно больше одежды даже в немыслимую тропическую жару, эти были обнажены по пояс, а также проворны и молчаливы. Они быстро погрузили нехитрый скарб Роквуда в лодку. Обе камеры Роквуд не доверил ни лодочникам, ни Бореалю, а повесил себе на шею. Камеры были его гордостью и источником заработка.
Индеец, сидевший на корме, оттолкнул лодку от шатких мостков. Быстрое течение понесло их на середину реки. Мотор чихнул пару раз и завелся. Пристань с большеглазыми ребятишками в длинных рубашках, с рыбачьей сетью и с двумя толстыми тетками, переругивающимися над плетенкой, в которой сидела большая утка, качнулась и поплыла мимо. Роквуд уже повернулся к темным водам реки, когда истошный голос завопил с берега:
– Стойте! Эй, мистер! Мистер! Подождите!
Роквуд подумал, что это хозяин гостиницы прибежал сказать, что они забыли что-то из снаряжения, и мимолетно удивился: толстяк-метис не производил впечатления честного человека. Обернувшись, он увидел, однако, что кричащий на пристани был белым. Парнишка лет двадцати, лопоухий, в нелепо сдвинутой на затылок панаме, шортах цвета хаки и ковбойской, расстегнутой на груди рубашке. За плечами у него болтался небольшой рюкзак. Роквуд сделал индейцу-рулевому знак, и тот вернул лодку к причалу. Нос стукнул о доски. Бореаль тут же заохал:
– Возвращаться ох как нехорошо, ох, как неправильно, амиго. Не будет нам удачи.
Роквуд проигнорировал его стенания и вопросительно посмотрел на паренька. Тот согнулся, упираясь руками в колени и тяжело дыша.
– Уф-ф, я так бежал. Боялся не успеть. Извините. Хозяин этого гадючника, который здесь называют гостиницей, сказал, что вы плывете вверх по течению.
Роквуд кивнул.
– Мне очень надо в Маренгу, а мошенник заявил, что почтовый катер ходит раз в месяц. По суше тут не пройти, а здешние столько дерут за лодку… Простите, вы не могли бы взять меня с собой? Я заплачу треть… сколько вы им там отвалили.
Первый закон амазонской сельвы говорит, что не стоит брать с собой в джунгли незнакомцев. Однако парнишка не выглядел опасным. Долговязый, по-юношески худой, с тощей шеей, на которой так и ходил кадык, и слипшимися от пота светлыми волосами. Роквуд пожал плечами и ухмыльнулся:
– Вам повезло, еще минута – и мы были бы слишком далеко, чтобы вас услышать. Прыгайте в лодку.
Бореаль неодобрительно заворчал, однако Роквуд на него и не глянул. Парень благодарно вздохнул, кинул в моторку рюкзак и прыгнул следом. Суденышко опасно закачалось. Парнишка чуть не вывалился за борт, но Роквуд ухватил его за руку и усадил на скамью рядом с собой. Двигатель заревел, и лодка, оставляя желтый пенный след, помчалась вверх по реке.
Деревья подступали к самой воде. Их темные кроны сплетались, и, кроме первого ряда, ничего было не разглядеть. Кое-где поток сужался, и ветки сходились над головой. Из листвы выглядывали любопытные туканы. Перепархивали с берега на берег стайки зеленых попугаев, запускали в воду длинные клювы ибисы. Перекрикивались обезьяны, и, когда берега расходились и становилась видна полоска горячего белого неба над головой, кружил в ней длиннохвостый коршун.
Пару раз Роквуд просил индейцев заглушить мотор и фотографировал разноцветных птиц. Когда они проплывали мимо деревень, рыбаки махали им с длинных лодок. Женщины были более застенчивы, а если Роквуд пытался фотографировать собравшихся на пристани детишек, матери хватали их за руку и закрывали ладонями лицо.
– Что с них взять – дикари, – пренебрежительно хмыкнул Бореаль в ответ на вопросительный взгляд Роквуда. – Некоторые до сих пор верят, что камера может украсть их душу. Ха! Как будто неизвестно, что душу воруют ночные черти и пумы-оборотни, а совсем не белые синьоры с фотоаппаратами.
На обед причалили к берегу и устроились на небольшой вырубке. Когда-то здесь, похоже, была банановая плантация – пара деревьев сохранилась, и даже свисали из-под листьев зеленые связки незрелых бананов. Бореаль захлопотал над керосиновой плиткой. Керосинка была его идеей – есть консервы он упрямо отказывался, а костер с презрением отвергал. Плитка жрала массу топлива и дико воняла, поэтому Роквуд взял пластиковую бутылку с минералкой и устроился подальше от Бореалевой стряпни, на поваленном стволе. Рядом примостился их спутник. Паренька, как выяснилось, звали Ллон Кравник, и был он студентом Висконсинского университета. О цели своего путешествия Ллон говорил смутно и вообще предпочитал молчать, забившись в угол скамейки и глядя на проплывающие берега круглыми испуганными глазами. Пару раз он в задумчивости опускал руку в воду, пока Роквуд мягко не намекнул ему, что в реке могут водиться и пираньи, и аллигаторы, и электрические угри. Ллон поспешно убрал руку, и глаза его стали еще круглее и еще испуганней. Сейчас парень достал из кармана кошелек и, вытащив оттуда небольшую карточку, разглядывал ее.
Роквуд встал с бревна, подошел поближе и заглянул Ллону через плечо. На фотографии была девушка лет восемнадцати. Симпатичная, но не красавица. Соломенные волосы, курносый нос, веснушки. Только улыбка была необычайно хороша – маленькая карточка как будто светилась от этой улыбки.
– Ваша девушка?
Ллон вздрогнул и прикрыл фотографию рукой.
– Извините, не хотел вас напугать. Хорошенькая. Как она вас сюда отпустила?
Ллон некоторое время смотрел на Роквуда без всякого выражения – а затем плечи его вдруг затряслись, и, спрятав в ладонях лицо, парнишка расплакался. Карточка упала в мокрый мох. Роквуд почувствовал себя неловко. Он поднял фотографию, стряхнул с нее налипшие клочки мха и протянул юноше.
– Извините. Я что-то не то сказал?
Ллон молча выхватил фотографию и спрятал в карман. Роквуд вздохнул и присел рядом с ним на бревно.
– Ну, не молчите. Что там у вас стряслось? Она вас бросила? Сбежала в эту самую Маренгу с вашим лучшим другом? Вы поэтому туда едете?
Парень уставился на него покрасневшими глазами. Сейчас он выглядел еще младше, чем утром, на пристани. Пробивающаяся бородка совсем его не взрослила и казалась неуместной на нежном мальчишеском лице. Слова Роквуда, похоже, его возмутили. Во всяком случае, плакать он перестал и смотрел почти с вызовом.
– Лина? Сбежала? Что за глупости вы несете?!
– Я только высказываю предположения.
– Оставьте свои предположения при себе. Мы с Линой обручились два месяца назад, должны были пожениться этой осенью. У нее экзамены кончились раньше, и она поехала на Рио-Негро с друзьями. Я должен был приехать через три недели. Мы договорились встретиться в Манаусе. Когда самолет приземлился, меня уже ждали в аэропорту ее друзья и полиция.
Он замолчал. Лицо его исказилось, как будто он снова с трудом сдерживал слезы. Роквуд поспешно спросил: