Обыкновенное чудо. Дракон.

Шварц Евгений Львович

Прокофьев. Боря. (Целуются.)

Корнилов. Саша. (Целуются.)

Прокофьев. Как приятно мне видеть лучшего нашего поэта.

Корнилов. Нет, нет, нет. Лучший наш поэт – это ты.

[Гитович (выскакивает). Козаков…

Все бросаются на него. Гитович убегает.

(на бегу.) Дайте сказать. Козаков лучший наш писатель…

Н. Чуковский, Берзин, Толстой (выгоняют его. Все хором). А еще командир запаса.

Черт. Держи писателей!..

Толстой. А что случилось? Водку что ли несут?

Черт. Нет, критик идет.

Толстой. Держи меня за руки.

Входит Камегулов. Писатели…

Камегулов.

Не трогайте нас. Пожалейте нас. Критики тоже люди.

Толстой (бросается на него). Совершенно обидные заявления.

Черт. Товарищи, успокойтесь.

Камегулов. Я…

Берзин. Вы слышите, как он меня травит.

Камегулов. Он…

Н. Чуковский. Простите, вы слышите, как он меня заушает.

Камегулов. Но…

Корнилов. Вы слышите, как он мне заезжает.

Камегулов плачет.

Черт. Эх вы, расстроили человека. Сейчас я его утешу. Формалист идет.

Камегулов. Где? Где?

Входит Тынянов.

(плачет.) Он теперь романы пишет. (Падает ему в ноги.) Будь отцом родным. Напиши что-нибудь этакое. Дай душу отвести. Сделай вылазку.

Тынянов (ехидно). Нако-ся выкуси.]

Черт. Ольга Дмитриевна Форш.

Форш. Ну, что же, хором споем. Этак стройно. Алешка-то, Алешка Толстой за дирижера. Ха-а. А Тынянов-то. Тынянов сердитый какой. Ха-а. А Мишка-то, Мишка все из Бориса Годунова…

[Толстой. Ольга Дмитриевна, начинаем.

Черт. Начинай, Алексей Николаевич.]

Толстой. Слово предоставляется всему Союзу.

Выходят все писатели, которые имеются в наличности. Толстой берет гитару. Общий хор на мотив «Луизианы», под аккомпанемент джаза:

Все вы пишете давно,
С Новым годом!
Все вы пишете умно,
С Новым годом!

Стихи

Спор

ПЕРВЫЙ

День отнимается за днем,
Но я горю былым огнем,
Еще я полон ожиданья.

ВТОРОЙ

Ты лучше постигай законы мирозданья.

ПЕРВЫЙ

Когда я деву обнимаю,
То все законы понимаю!

ВТОРОЙ

Ты лучше их попробуй изложить.

ПЕРВЫЙ

Попробую, хотя предпочитаю жить.
Здесь девушки стояли,
Я около стоял.
И медленно вздыхали,
Когда я предлагал.
Потом они дышали,
И я дрожал, дышал.
И понимал едва ли,
Что с ними совершал.
Их маленькие ручки…

ВТОРОЙ

А я утверждаю, что они сучки.
Эти низшие созданья,
Лишены высшего сознанья,
Их непонятное устройство
Источник темный беспокойства.
Задача каждого творца
Источник этот до конца
Перекопать. До основанья
Очистить силою сознанья.

ПЕРВЫЙ

Я наслаждаюсь девушки природою…

ВТОРОЙ

Давай ее сюда, я сейчас ее изуродую.
Смотри!
Я для начала и пока
Ее лишаю языка.
Всегда она заговорит.
Я недоволен и сердит.
Она юлит и так и сяк,
Но вот ее язык иссяк,
А мой несвойствен ей никак.
Смотри!
Она стоит без языка,
В ней стыд, покорность и тоска.
Потом она стесняться будет
Простых движений живота.
Свои желания забудет,
И просияет чистота.
И вот прозрачная девица
На шкафчике сидит, как птица.
Склонив безумные глазища,
Она чирикает со мной.
Из рук моих вкушает пищу,
Смешит гостей и влагой прыщет
Как бы снарядик костяной.

ПЕРВЫЙ

Но

ведь это против законов природы.
Женщины – существа интересной породы.
Когда они так преобразовываются,
Страшные катастрофы образовываются!
Ведь эта дева – ваша муза,
А муза все же, как-никак,
Жива, тепла и голопуза,
Сама вступает с вами в брак.
Поводит теплыми руками,
Подходит теплыми боками,
Простую жажду вызывает,
Тоску, в которой счастье бродит,
Как бродит в зернах теплота,
Когда росток из них выходит,
Наверх…

ВТОРОЙ

Какая простота!
Дурак играл на балалайке
И вдруг, как зернышко, расцвел.
О несознательной хозяйке
О музе разговор завел…
Сейчас я спички достаю
И поджигаю жизнь твою.

ПЕРВЫЙ

Я не знал ни дня, ни часа,
У окошка я сидел,
Балалайку скромно дергал, —
Потихоньку песни пел.
О великий литератор,
Замечательный оратор.
Извините, я горю
И нескладно говорю.
Тлеет бедный мой живот,
В бороде сгорают крошки,
Из моей несчастной ножки
Бесполезный дым идет.
Смотрит заяц из куста,
Шерсть прекрасна и густа.
Извините, я горю,
Я нескладно говорю,
Но однако же, товарищ,
Посмотри-ка, дорогой,
Я встаю в дыму пожарищ
Победитель и герой.
В результате столкновенья
Просвещенный великан
Через копоть и туман
Я восстал венцом творенья.
Добродушные вулканы
И глубокие моря
Окружают великана,
Оживленно говоря.
Посмотрите, он горит
И свободно говорит.
Все понятно, все приятно,
Все доступно, все мое,
Не хочу идти обратно
В неопрятное жилье.
Пусть летит огонь по жилам,
Служит он великим силам.

[Начало 20-х годов]

Идиот

Додя. Лида, Лидочка. Чего мы тут сидим, разговариваем. Лидочка, Лида!

Лидия Сергеевна. Не знаю.

Додя. Мы их боимся? Вы боитесь идиотов?

Лидочка. Идиоты! Шепчутся. Нет, вы послушайте, почему я к ним хорошо отношусь. Осторожно отношусь. (Читает.)

Смотрю я и вижу —
Идет идиот.
Все ближе и ближе.
Сейчас подойдет.
Знакомая рожа —
И прыщик, и цвет,
И мышцы, и кожа,
И просто одет.
Согласно законам
Сгибает бедро,
В бедре электроны,
Их держит ядро.
Миры вереницей
По телу летят,
Огромны границы
От тела до пят.
По мерам и числам
Он гладит, он бьет,
Он гадит, он чистит,
Он песни поет.
Подобно погоде,
Подобно грозе,
Ко мне он подходит
По точной стезе.
Приятны и гнезда,
И птицы, и лес,
Понятные звезды
Сияют с небес.
Но эта конечность,
И ноздри, и зад,
Где сила и вечность
Клокочут, блестят!
Что делать? Подходит,
Серьезно глядит,
Руками поводит
И тихо гудит.
Какая-то сила
Его завела,
Волос накрутила,
Ушей наплела.
Хвалить, восхищаться?
Но он не поймет —
Ругать, защищаться?
Но он идиот.
И я притворяюсь,
Что мне ничего,
Смиренно стараюсь
Не трогать его.

[Начало 20-х годов]

Эпиграмма на Шкловского

Уставший и остывший,
С постылою судьбой,
Незнавший и забывший,
Как быть ему с собой.
За ним несется ветер,
Трава скользит у ног,
Сверчок свистит на вечер,
Встревоженный сверчок.
Вода журчит в канаве
Далеким ручейком,
А свет скользит в канаву
И пляшет кувырком.
А он идет унылый,
Усталый, постылый,
Сутулый и пустой,
С карманною могилой,
С фарфором за спиной
И с гамбургской луной.