Обжигающий айсберг
Шрифт:
Станхия славилась своими императорами и все они становились рабами поста: почетного, важного и слишком уж хлопотного. Я никогда не желал подобного, предпочитая рулить не государством, а космофлотом и боевым истребителем. Я филигранно изучил военное дело, не раз руководил боевыми операциями, когда сородичи воевали с джеттами. Старался учиться и брать пример с лучших. Но вот настало мирное время, и даже бравым боевым генералам пришлось заниматься не тем, что нравится. Работать ради страны и мира, как привыкли, вот только совсем непривычными методами.
В силу своих способностей к умозаключениям и внимательности к мельчайшим
Поначалу конфликты возникали то тут, то там, подобно молниям в сильные грозы. Но вскоре хорры начали сглаживать углы.
Я видел множество хорров и хорок. Замечал, что станхи относятся к ним как-то по-особенному. Не только мужчины, но и женщины тоже. Люди считали, что на моей планете царит домострой в худшем его понимании. Мужчины заперли женщин в золотые клетки и те лишь поют красивыми птичками, чистят перья, но больше не летают.
Мы не возражали против подобного мнения. Хотя несколько столетий назад пожар феминизма горел на Станхии куда ярче, нежели сейчас полыхает на Земле. Женщины не вытребовали – вырвали свободу буквально с корнем мужского противостояния. Наслаждались ей и получали отдачу, как после выстрела из любого орудия. Свобода – оружие обоюдоострое. Мужчины перестали заботиться, как прежде, считая, что женщины сильные и самостоятельные. И очень скоро феминизм превратился в обоюдоострый кинжал для нашей расы.
Станхи, в отличие от землян, большую часть своей жизни мало эмоциональны. Но если чувства и порывы захватывают, мы становимся практически как одержимые. Безумие творилось на моей планете, пока феминисток не приструнили окончательно. Они и сами поняли собственные ошибки – отступили, позволяя мужчинам думать, будто те выиграли и снова у власти. На самом деле, всем и всегда правили женщины.
Именно они решали какого мужчину к себе подпустить, а какого отправить восвояси. Какому можно подарить свое тело, какому флирт, а какому – сердце и жизнь.
Землянки виделись нашим мужчинам хрупкими, соблазнительными, но слишком простоватыми. Хорки же, напротив, казались загадочными и даже внешне заметно отличались. Более утонченные, экзотические, они сочетали в себе, казалось бы, самые несовместимые черты двух народов.
Земляне щедро предавались эмоциям, страстям и порывам, тогда как станхи привыкли постоянно себя урезонивать. Неважно – насколько сильны эмоции, важно – насколько требуется оседлать ситуацию.
Земляне нередко позволяли себе сбросить оковы субординации. Обнажали нутро дикарей, что не приемлют законы, порядки и правила, действуют по наитию и стремятся лишь к скорой победе. Станхи уважали действия в рамках, предпочитали использовать инструкции и проверенные столетьями методы.
Хорры же выглядели непредсказуемыми. Могли мыслить и так, и сяк, но всегда умудрялись найти компромисс… Возможно, способности считывать эмоции, а через них и мысли окружающих в их первозданном виде, как раз и способствовали этому…
Я наблюдал, как мастерски ликвидируют хорры, казалось бы, взрывоопасные конфликты, грозящие перерасти в расовые войны. И восхищался, и проникался уважением…
А потом я заметил ее.
Олеся… Ее имя звучало певуче и очень необычно для станхийского слуха. Как слог какой-то старой баллады. Она напоминала бурную стихию: неотвратимую, прекрасную в своей правоте и силе, мощную и одновременно уязвимую. Ведь даже молнию можно приручить, не позволяя ей ударять в дома и гуманоидов… Поймать и заземлить, фактически уничтожив.
Внезапно я начал замечать за собой, что множество раз просматриваю видео с Олесей не для того, чтобы в чем-то убедиться, понять или выявить закономерность…
Мне доставляло удовольствие просто бездумно любоваться на нее. На порывистые и одновременно грациозные движения, на то как она замирала, чуть наклонив голову и выслушивала враждующие стороны. На то, как улыбалась с облегчением, когда улаживала очередной конфликт и уходила с чувством выполненной миссии.
Я по сто раз пролистывал эти мгновения, возвращался к ним, разглядывал хорку, днем и ночью о ней вспоминал… Олеся Авердина постепенно стала заполнять все большее пространство вокруг. Я вставал с постели, подсчитывая, на каком истребителе дежурит девушка и какие пленки нужно отсмотреть в первую очередь, чтобы опять насладиться ее работой. Обедая, я фантазировал о том, что сейчас ест Олеся Авердина, какие любит напитки и кушанья.
Из-за мыслей, что посещали меня после этого вечером, в кровати, ночи проходили весьма беспокойно. И даже станхийская особенность – способность сбрасывать сексуальное напряжение, не прибегая к помощи партнерши, не пачкая тело случайными связями, больше не приносила значительного облегчения. Я постоянно находился на взводе. Но предпочитал не обзаводиться любовницами, как делали некоторые знатные станхи, пока не соединились с желанной женщиной. Я ждал и снова любовался хоркой. Она стала моим наваждением, моим постоянным спутникам в мыслях и чувствах.
В конце концов, я понял, что одержим ею. Так как бывают одержимы станхи только в одном случае – если полюбят.
Она и не подозревала о моем существовании, а я уже мечтал о ласках, поцелуях, нескромных хихиканьях и касаниях, от которых бросает в дрожь и наслаждение.
В итоге, по прошествии некоторого времени, я старался отсматривать пленки с Олесей без свидетелей, дабы никто случайно не заметил, что происходит с телом сына императора при виде маленькой соблазнительницы. Это выглядело бы неприличным и даже вызывающим. Рождало тягучую боль в паху, которая перестала проходить полностью. Ну еще бы… моим желаниям не было выхода.
Гравитация на Земле несколько выше нашей, что причиняло станхам небольшой дискомфорт. Сородичи быстрее уставали, труднее переносили долгие физические нагрузки.
Я несколько месяцев занимался на тренажерах, приучая тело к новым условиям. А потом объявил отцу о решении.
Он не удивился и не воспротивился. Лишь сказал, что очень надеется на мое благоразумие и терпение.
Я понимал – о чем идет речь.
Я мог потребовать хорку у земного правительства в знак уважения к императорской семье Станхии. Мог заставить ее политическими способами… И вот этого очень не хотел бы отец. Как, впрочем, не желал и я сам. Хотя мы оба отчетливо понимали – отказаться от женщины, что стала для станха манией, одержимостью – все равно что отказаться от себя самого. От дыхания или сердцебиения…