Шрифт:
Пролог
У хуманов, живущих в славянском квартале, есть поговорка: «На вкус и цвет товарища нет». Порой они зачем-то поминают еще и фломастеры. Но фор Якоб не особо заморачивался странностями человеческого мышления. Главное смысл – каждый в этой вселенной находит собственный кайф, и навязывать другим личное понимание счастья не нужно. К примеру, Якоб обожал вот это состояние невесомости – когда толща воды охватывает тебя со всех сторон и заботливо баюкает. Он не помнил свои чувства в бытность головастиком, но был уверен, что и тогда ощущал нечто похожее. На сушу, в отличие от других гоблинов, Якоб выбираться не любил,
Гоблины, если не особо активно двигаться, способны находиться под водой до часа – особые органы позволяли накапливать кислород в достаточном количестве. Но все равно всплывать приходится, и качаться на поверхности, словно комок перегнивших водорослей, не очень-то и приятно. Впрочем, именно сейчас подобная необходимость не доставляла Якобу особого дискомфорта. Полностью безветренная ночь развернула над женевским озером темный полог неба, украшенный тоненькими иголками звезд. Обстановка практически ничем не отличалась от подсвеченных флуоресцентными водорослями глубин, так что в этот раз молодой смотритель задержался на поверхности чуть дольше обычного. Может, и задремал бы прямо здесь, но вдруг встрепенулся, ощутив, как в мироздании что-то изменилось. Что-то едва заметное, но запредельно важное.
Всплеснув хвостом как большая рыба, которая если и появлялась в этой части женевского озера, то тут же шла на корм старшим русалкам, гоблин погрузился под воду и стремительной торпедой понесся туда, откуда пришел сигнал перерождения. Он спешил, перенапрягая мышцы и выжигая запасы накопленного кислорода, но это не имело ни малейшего значения. Потому что именно сейчас происходило, возможно, самое значимое событие в его гоблинской жизни. Если опоздает и, не приведи бездна, его нерасторопность обернется бедой – лучше уж самому вскрыть себе брюхо рядом со стаей молодых и совсем уж безмозглых, а оттого необычайно агрессивных русалок.
И все-таки он опоздал, но не критично – кокон, в котором раньше на дне женевского озера покоилась бывшая русалка, уже выпустил из себя высшую фею. К счастью, Якоб уловил остаточный след устремившейся к поверхности новоперерожденной и тут же понесся за ней. Двигаясь по едва ощутимому следу, гоблин сумел догнать беглянку лишь у слияния вытекавшей из озера Роны с несущей горную муть Арвой. Фея, утратившая в коконе рыбий хвост, сейчас плыла так, как это делают хуманы. Получалось хуже, чем раньше, но сродство с водной стихией пока не отпускало, и она не спешила покидать речной поток. Впрочем, это ненадолго – скоро высшая фея выберется на берег и окончательно станет сухопутной.
Бывшая русалка подплыла к облагороженному участку речного берега. Хуманы хоть и опасались погружаться в населенные юными русалками воды, но, как и все нормальные разумные, любили смотреть на водную гладь. Вот и оборудовали для себя такие безопасные смотровые площадки. Похоже, фею что-то связывало с этим местом. Она, немного неуклюже используя вновь разделившиеся ноги, буквально выползла на берег. Но с каждым движением все больше осваивалась, и когда робко пошла к домам, застывшим на набережной, никто не смог бы назвать ее походку нелепой. Наоборот, каждый шаг был наполнен грацией, способной восхитить любого жителя Женевы. Фея словно вспоминала свою первую ипостась, правда, теперь ей придется обходиться без крыльев.
Выбираться на сушу Якобу очень не хотелось, но долг превыше всего, и он, с хрустом проведя трансформацию, зашлепал вслед за своей подопечной. Хорошо хоть идти пришлось не так уж далеко. Перейдя трамвайные пути и неширокую дорогу, фея двинулась по улице, перпендикулярно уходящей от набережной.
Ночной ветер неприятно сушил кожу, поэтому Якоб обрадовался, когда девушка дошла до дома, который казался неотличимым от подпиравших его с двух сторон соседей, да и тех, которые находились с другой стороны дороги. Якобу было очень неуютно. Радовало одно – глубокой ночью здесь нет прохожих, и лишь вдали по набережной время от времени проезжали одинокие машины. А на этой улице тихо и совершенно безлюдно, поэтому ни на полностью обнаженную девушку, ни на гоблина в сплетенной из водорослей хламиде никто не глазел.
Якоб старался двигаться в тени, насколько это было возможно на прилично освещенной улице. Когда фея остановилась у высокого крыльца, он замер на стыке двух световых кругов от ночных фонарей и принялся внимательно наблюдать за происходящим. Казавшееся неотличимым от земной девушки магическое существо поднялось по ступеням и застыло перед дверью. Ни нажимать на дверной звонок, ни стучать она явно не собиралась, потому что, скорее всего, не знала, как и зачем это делать. Фея просто приникла к массивной бронированной преграде, словно пытаясь услышать что-то, происходящее внутри дома.
Якоб не понимал, как ему действовать дальше, хотя инструкции у него были четкие. Беда в том, что сейчас тот, к кому пришла фея, наверняка спит глубоким сном и до утра может не проснутся, а оставлять без присмотра пока еще совершенно беззащитное существо никак нельзя. По инструкции смотритель должен проконтролировать ее контакт с новым защитником. Ну и как тут оставаться спокойным, если этот проклятый бездной контакт может случиться часов через пять, а то и больше?!
Якоб уже потянулся к специальной сумке, в которой у него хранился смартфон, чтобы запросить консультацию храмовников, поклоняющихся феям, но тут дверь открылась. Впрочем, это не остановило движение гоблина, потому что ему еще больше захотелось достать телефон. Очень уж прикольным было лицо у появившегося на пороге человека. В сеть такое, конечно, не выложишь, но для себя можно сохранить.
Фея, едва достававшая макушкой до подбородка стоявшего перед ней мужчины, поднялась на цыпочки и, протянув руку, провела пальчиком ото лба застывшего корягой хумана до кончика его носа. А затем прошла мимо ошарашенного человека внутрь дома. Пробыв еще несколько секунд в ступоре, бедолага встрепенулся и метнулся вслед за нежданной гостьей. Хуман так удивился, что даже дверь за собой не закрыл. За него это сделал выглянувший наружу мышоур и посмотрел прямо на гоблина. Якобу даже показалось, что мелкий мохнатый паразит смотрит на него с укором. На секунду появилось желание стереть сделанное фото, но гоблин быстро его подавил.
Телефон, который в Женеве специально собрали из комплектующих под нужды гоблинов, все еще оставался в руке Якоба, и он быстро нашел нужный контакт. Дождавшись ответа на вызов, быстро проквакал на родном языке:
– Она переродилась и нашла своего защитника.
Затем гоблин продиктовал адрес, по которому проживал бедолага-избранный и поспешил обратно к реке. Когда вода, испачканная мутью Арвы и всегда вызывавшая у смотрителя брезгливость, сомкнулась над почти сухим телом, Якоб издал вибрирующий стон наслаждения. Проведя обратную трансформацию, гоблин с максимальной поспешностью устремился вверх по течению – обратно в милые обоим его сердцам кристально чистые глубины женевского озера.