Оцеола, вождь семинолов(изд.1991)
Шрифт:
Во всей этой истории не было ничего неправдоподобного.И сразу же тайна, тревожившая мой ум,рассеялась.Кроме того, мой верный негр сообщил мне еще и другие интересные сведения.Оказывается, беглый мулат нашел себе пристанище среди одного племени полунегров,обитавшего в болотах у истока реки Амазуры. Он постепенно завоевал у негров популярность и стал пользоваться большим влиянием.Они избрали его вождем,и теперь он именовался у них «Мулатто-мико».
Одно только оставалось неясным: каким образом сумел он войти в соглашение с Аренсом Ринггольдом?
Впрочем,и тут не скрывалось никакой тайны. У плантатора не было особых оснований ненавидеть
– Как ты думаешь, Джек,– спросил я,– не следует ли мне вызвать Аренса Ринггольда?
– Вызвать?А зачем его вызывать, он уже давно шатается по улице. Видно, совесть не дает спать.
– Да я говорю совсем не об этом.
– А что хочет масса сказать?
– Я хочу заставить его драться со мной.
– Вуф! Масса Джордж хочет драться на дуэли… пистолетом или шпагой?
– Шпаги, пистолеты, винтовки– оружие для меня безразлично.
– Боже милостивый!Не говорите таких страшных вещей, масса Джордж. У вас мать, сестра… Господи!А вдруг вас пуля убьет?Бык иногда убивает мясника.Кто защитит Виргинию, Виолу, всех нас от злых людей? Нет, масса, бросьте это! Не надо его вызывать!
В эту минуту меня самого вызвали.Снаружи раздались звуки горна и бой барабана. Они возвещали сбор на совет.Спорить с Джеком у меня теперь не было времени. Я поспешил туда, куда меня призывал мой долг.
Глава XXXVII
ПОСЛЕДНЕЕ СОВЕЩАНИЕ
Перед нами снова предстала вчерашняя картина: с одной стороны – войска, стоявшие сомкнутыми рядами в синих мундирах, со сверкающим оружием, офицеры в полной форме,с блистающими эполетами; в центре– офицеры штаба, сгруппировавшиеся вокруг генерала,застегнутые на все пуговицы, в полном блеске военной формы; с другой стороны– полукруг индейских вождей, а за ним толпа воинов, в уборах из перьев, татуированных и живописных. Невдалеке от них ржали уже оседланные кони,другие были привязаны к колышкам и мирно щипали травку. Тут же бродили женщины в длинных хуннах.
Подростки и малыши играли в траве.Флаги, знамена и вымпелы развевались над нашими солдатами, вождями и воинами краснокожих.Били барабаны, трубили трубы. Это была яркая, красочная картина!
Однако, несмотря на все это великолепие, картина была далеко не столь внушительна, как накануне;сразу бросалось в глаза, что многих вождей здесь нет; не хватало примерно и половины всех воинов.Это была уже не вчерашняя несметная толпа, а просто довольно большое скопление людей. Теперь все могли вплотную придвинуться к участникам совета.
Онопы не было. Британская медная корона– блистающий символ королевской власти,– еще вчера красовавшаяся в центре,теперь исчезла. Не было и Холата-мико.Ушли и некоторые другие,менее значительные вожди.Поредевшие ряды воинов показывали, что эти вожди увели с собой людей своего клана.
Большинство оставшихся были из кланов Оматла, Черной Глины и Охала.Среди них я увидел также Хойтл-мэтти,Арпиуки,негра Абрама и Карлика-Пошалла с их воинами.Но эти, конечно,остались совсем не для того,чтобы подписать договор. Я искал глазами Оцеолу. Найти его было нетрудно: лицом и осанкой он заметно выделялся среди прочих. Оцеола стоял с краю, на левой стороне теперь уже небольшого полукруга– может быть, он встал там из скромности – это качество признавалось за ним единодушно. Действительно, среди вождей он был одним из младших и по рождению не имел таких прав, как они.Но, глядя на него,– хотя он стоял последним в ряду,– невольно думалось,что именно он должен главенствовать над всеми.
Как и накануне, в его манерах не было ничего вызывающего. Его осанка была полна величия, хотя держался он свободно. Оцеола скрестил руки на груди в позе отдыхающего человека.Лицо его было спокойно, иногда оно становилось даже мягким и добродушным.Он походил на благовоспитанного человека, ожидающего начала церемонии, в которой он играет только роль зрителя. Пока еще не произошло ничего такого, что могло бы взволновать его; не было произнесено слова,способного разбудить его ум,который только казался дремлющим.
Но этому покою не суждено продолжаться долго.Скоро эта мягкая улыбка превратится в саркастическую усмешку.Глядя на это лицо,трудно было представить себе, что такое превращение возможно.И, однако, внимательный наблюдатель мог бы это уловить.Молодой вождь напоминал мирное небо перед грозой, спокойный океан, на котором вот-вот разыграется шторм, спящего льва, который,если его тронуть, поднимется в порыве неукротимой ярости.
В последние минуты перед началом совещания я не сводил глаз с молодого вождя.Впрочем, не я один– он был центром,на котором сосредоточилось всеобщее внимание. Но я смотрел на него с особым интересом.
Я смотрел на Оцеолу,ожидая, что он сделает мне какой-нибудь знак, показывающий,что он узнал меня. Но этого не случилось: он не кивнул мне, не бросил даже мимолетного взгляда.Раз или два его взор безучастно скользнул по мне, но сейчас же обратился на кого-то другого,как будто я был лишь одним из толпы его бледнолицых врагов.Он, видимо, не помнил меня. Или был так занят какими-то глубокими мыслями, что не обращал ни на что другое внимания.
Я взглянул на равнину,туда,где виднелись палатки, возле которых группами бесцельно бродили женщины.Я внимательно вглядывался в них.Мне показалось, что в центре одной из групп я заметил безумную Хадж-Еву.Я надеялся, что та, чьи интересы она отстаивала так горячо,окажется рядом с нею,но ошибся. Ее не было!
Даже под длинной хунной я узнал бы ее прелестный облик… если она не изменилась.
Если… Это предположение вызывает у вас естественное любопытство. Почему она могла измениться?– спросите вы.Она стала взрослой,развилась,превратилась в зрелую женщину. Ведь в южных странах девушки рано развиваются.
Чего же я боялся,какие были к тому причины?Может быть,ее изменили болезни, истощение или горе? Нет, совсем не то.
Трудно передать все те сомнения, которые терзали меня, хотя они возникли вследствие случайного разговоpa. Глупый болтун-офицер, который так весело щебетал вчера о своих «победах»,влил яд в мое сердце. Но нет, это не могла быть Маюми!Она была слишком чиста и невинна.Но почему я так сильно волнуюсь? Ведь любовь – не преступление!