Очаг и орел
Шрифт:
Лицо Марка прояснилось. Он улыбнулся и поцеловал Фиб, поцелуй был долгим и горячим. И она готова была сейчас с ним забыть обо всем на свете. Но Марк был встревожен ее самочувствием. Заметив, как она похудела и побледнела, он покачал головой:
— Сперва надо поесть, малышка, — Марк встал и подошел к двери. — Оставайся здесь, я сейчас вернусь, — сказал он. — Я не хочу спать с призраком.
Марк принес оленины, подарок, как он сказал, Исаака Алертона, с которым у него было много общих дел. Фиб с удивлением смотрела, как ловко он резал мясо на ломтики и умело жарил над огнем. Ее муж, видно, многому научился за эти несколько недель отсутствия. Раньше он вовсе не умел готовить.
Марк накормил жену жареной олениной и поил пивом, пока она могла пить. Потом Фиб глубоко вздохнула и распустила пояс, наслаждаясь блаженством сытости. Марк засмеялся, радуясь, что румянец вновь заиграл на ее щеках, ему было смешно, что его жена, обычно такая чопорная, развязала пояс. И вдруг, присмотревшись к ней, он словно заново увидел ее.
— Фиб, — сказал он, поддразнивая ее, — ты так наелась, или... твой живот стал полнее? — в его голосе послышалось удивление.
Фиб посмотрела на свое платье.
— У тебя острый глаз, милый, — сказала она тихо. — Я не хотела пока говорить об этом.
Фиб снова почувствовала знакомый страх, к которому теперь еще добавился страх за Арбеллу, о которой она в последний час забыла из-за ее собственного состояния. Марк, озадаченный тем, что говорила жена, и неуверенный в этом, как все молодые мужья, продолжал:
— Ты хочешь сказать, что у тебя будет ребенок от меня?..
Как ни страшно было Фиб, она не могла не рассмеяться.
— Ну и гусь же ты, Марк. От кого же? И это не должно удивлять тебя: Бог знает, как ты сладострастен!
Марк, видимо, пытался освоиться с этой новой мыслью. Он наклонился и поцеловал Фиб, осторожно, точно она была стеклянная. Потом к нему вернулась свойственная ему живость, и он издал радостный вопль.
— Остерегайся, как бы кто из этих сектантов не услышал, как ты призываешь Бога в свидетели сладострастия! А то они нашьют тебе на платье букву «Б» — бесстыдство, а очень возможно, еще и «К» — кощунство. Тьфу, проклятое сборище лицемеров! Терпеть не могу их ханжеской болтовни. Не это мы ожидали здесь найти. Разве мастер Уайт настоял, чтобы в Ярмуте на «Арбелле» сделали надпись «Смирение и просьба» не ради того, чтобы между нами не было вражды? Разве мы не давали обещаний, что каждый будет свободен в его вероисповедании? А сейчас и Уинтроп раздражен не меньше остальных.
— Они не все так плохи, Марк, — мягко заметила Фиб, но ее муж больше рассердился.
— Ты не можешь быть членом городской общины, если ты не гражданин, ты не гражданин, если ты не прихожанин, ты не прихожанин, если служители церкви не одобряют тебя. Но я еще не встретил тут ни одного попа, который бы мне пришелся по душе. То же, что в Старом Свете, только на новый лад.
— И что ты будешь делать, Марк, если не найдешь для нас здесь места, которое пришлось бы тебе по нраву? — осторожно спросила Фиб.
Марк поднял голову и посмотрел на жену:
— Ну, такое место я, кажется, нашел.
У Фиб пересохло во рту и замерло сердце.
— Скажи... Нет, сначала расскажи, как прошла ваша поездка.
Она боялась сразу услышать определенное решение. Марк кивнул, так как сам еще не был уверен и хотел потянуть время, рассказывая.
— Ну, как ты знаешь, когда мы вышли в море, был попутный ветер... — Марк принялся рассказывать про их плаванье, сообщая чисто морских подробностей больше, чем Фиб могла понять. Они прошли какой-то Наат, много мелких островков, вошли в устье реки Чарльз и высадили людей в Чарльзтауне — так называется скопище палаток и вигвамов на берегу реки. Место это, довольно пустынное, никому не понравилось, но надо же было где-то остановиться для новых поисков. Проповедник Филипс отправился на поиски по реке Чарльз, а губернатор с той же целью отправился вверх по реке Мистик. А Марк, решивший там не селиться, пересек реку на каноэ и в числе первых осмотрел полуостров Шомат. Там живет некто Блэкстон, молчун и грамотей. Уже пять лет он живет в хижине, где полно книг. Блэкстон, как понял Марк, любит одиночество, и суета Чарльзтауна ему не нравится, но он при этом человек любезный и гостям рад. Мистеру Джонсону, мужу леди Арбеллы, место это пришлось по душе, и когда губернатор вернулся из своей экспедиции, они втроем с Блэкстоном долго о чем-то разговаривали, и этот Блэкстон в конце концов согласился, что они могут поселиться на Шомате. Он даже поможет им кое в чем, так как хорошо знает ключи со свежей водой, плодородную землю и к нему хорошо относятся индейцы.
«Но сам я скоро убегу отсюда, так как наверняка так же скоро устану здесь от «Божьих братьев», как в Англии — от «Божьих аббатов», — сказал Блэкстон.
Марк слышал эти слова, и они пришлись ему по душе.
На полуострове начали планировать строительство города, стали распределять землю. Шомат перекрестили в Бостон, а мастера Уилсона назначили пресвитером. Сюда теперь постоянно прибывали люди на кораблях из Англии, а Марку все это вовсе не нравилось. Тогда он и познакомился с Исааком Алертоном. Однажды Марк решил зайти в пивную и выпить привезенной только что медовухи. Он устал и был не в духе, но крепкий медовый напиток влил в него новые силы. Может быть, это и повлияло на его интерес к человеку, вошедшему в душную комнату. Это был невысокий приятный толстяк, лет сорока с небольшим, на выбритых щеках его играл румянец, какой бывает у моряков, а Марку было приятно снова увидеть сытого и жизнерадостного человека — редкость среди эмигрантов. К тому же он был хорошо одет. Мужчины разговорились, и Марк с удивлением узнал, что Исаак Алертон — из плимутских ярых пуритан, он был одно время помощником губернатора, теперь же он представляет коммерческие интересы колонии в Лондоне и недавно женился второй раз на дочери пресвитера. Этот мистер Алертон плавал по торговым делам на «Белом Ангеле», на котором дважды ходил в Англию и по пути останавливался в Салеме. Сейчас он возвращался в Плимут с грузом галантереи и ковров, на которых надеялся хорошо нажиться. Также не сказал он, что его популярность в Плимуте пошла на убыль. Там были недовольны заметным увеличением долгов колонии и связали это с непонятной деятельностью своего представителя. Правда, Алертон всегда умел объяснить все, что делал, но даже его тесть заметил, что успешная коммерция Исаака всегда оборачивается обеднением колонии. Марк из всего этого понял, что мистеру Алертону больше не хочется жить в Плимуте и он решил куда-то переселиться. И, изучив за время своих поездок много мест, Алертон решил остановиться на таком, чтобы там была возможность сделать состояние на рыбной ловле.
— Тут уж, — улыбаясь сказал Марк, — я расспросил его обо всем с пристрастием. — Он значительно помолчал, давая понять, что сейчас скажет нечто важное. — Знаешь, тут есть одно местечко за Малой гаванью?
— Ты говоришь про то, что зовется Дербихед?
Фиб не раз, стоя на салемском берегу, смотрела вдаль, на ту полоску земли. Ей, как и раньше дорсетцам, она живо напоминала берег в устье реки Уэй на родине, в Англии.
Но Марк продолжал:
— Он рассказывал, что у него есть земля и место для рыбной ловли за фортом Дерби. Он называет эту местность «Марблхед» и говорит, что для рыбной ловли та гавань — лучшая на побережье.
Сам Алертон скоро туда переселится, он предложил мне участвовать в его предприятии.
— И ты хочешь там поселиться, Марк? А люди там еще есть?
— Один или двое рыбаков. Говорят, еще какой-то малый из Джернси зимовал там в прошлом году в большой бочке, — Марк засмеялся, увидев выражение ее лица. — Но когда приедет мистер Алертон, это будет уже другое дело. Завтра мы с ним собираемся осмотреть эту местность.
— А далеко это отсюда? — спросила Фиб, так как Марк явно ожидал вопросов.
— По воде недалеко, около часа при попутном ветре. Ну, малышка, не огорчайся. Клянусь, лучшего места для нас не найти, я это сразу понял, когда побывал там.
Марк встал и, выпрямившись, коснулся головой крыши вигвама. Старый красный камзол обтягивал его могучие плечи, обрисовывал рельефные мускулы на руках. Да, он настоящий мужчина, и главенство должно быть его по праву. Но у Фиб была и другая привязанность, конечно, несравнимая с ее чувством к Марку, но заявлявшая о себе.
Марк взял свое охотничье ружье, сел на скамью и, насвистывая что-то, принялся чистить его.