Очаг и орел
Шрифт:
— А как мы это сделаем, мама? — прошептала девушка. — Сегодня будет полно народу, моряки завтра отплывают...
— Чш-ш, — прошипела Сьюзэн, с беспокойством глядя на часы. — Там, внизу, эти торговцы. Покорми их завтраком, и я скажу тебе, что делать. Сегодня можешь пропустить школу.
Эспер прислуживала двоим коммерсантам довольно небрежно, но впервые мать, механически передвигавшаяся по кухне, нахмуренная и занятая своими мыслями, не сделала ей выговора. Сьюзэн решилась, и ее не смущало, что придется обмануть Роджера. Она уже не раз сама принимала решения, не без раздражения уступая стремлению мужа спрятаться от жизни. Лет пятнадцать уже он кропал вирши под названием «Памятные события в Марблхеде». Но это тащило за собой столько повторений классиков и ссылок на источники, что он добрался только до войн с французами и индейцами. Его жена и дочь смутно понимали, что эта поэма должна быть оправданием его неудавшейся жизни, но Сьюзэн эта бессмысленная затея неизменно приводила в отчаяние. Да, ее муж не был удачлив. Когда Роджеру было двенадцать, его для практики отправили в плавание на «Банкере». Все шесть недель он пролежал на койке, мучаясь от морской болезни.
— Сомневаюсь, чтобы из него вообще вышел моряк, — презрительно сказал капитан его отцу, когда они вернулись.
Так и было. Рыбак из него тоже получился неумелый, да и желания быть рыбаком у Роджера не было. Его отец, Том Ханивуд, наконец смирился с недостатками сына, хотя со времен Марка и Фиб море всегда играло самую важную роль в жизни Ханивудов. Отец решил попробовать еще одно. Мальчишка прекрасно учился в школе, много читал и любил что-то писать. Пусть тогда ученым будет. Не пожалев денег, юного Роджера послали в Гарвард. Но и из этого ничего не вышло. Друзей в университете у него не было. Другие студенты считали Ханивуда странным типом и передразнивали его марблхедский выговор, а юноша злился и всеми силами пытался избавиться от него. Роджер часто пропускал занятия, сидя вместо этого в библиотеке, а потом вдруг заболел: начались головные боли и приступы непонятного страха, сопровождаемого потливостью и рвотой. В конце учебного года он провалился на всех экзаменах. Роджер вернулся в Марблхед, и болезнь прошла. Его отец, горько разочарованный, решил пристроить сына к гостиничному делу. Но и здесь у него не заладилось. Когда ему исполнилось двадцать, Роджер женился на Сьюзэн Доллибер — по закону притягивания противоположностей, и все в городе согласились, что это был его единственный разумный поступок.
— Ма, они ушли, — прошептала Эспер, внося в кухню поднос с грязной посудой. — У тебя есть план?
Сьюзэн взяла с подноса полдоллара — плату за завтрак — и положила их в шкатулку, которую хранила в ящике старого шкафа.
— Иди сюда, —тихо сказала она и провела дочь в маленькую спальню, находящуюся слева от большого очага (комната не открывалась со смерти бабушки, потому что была предназначена для смертей и родов). Сьюзэн закрыла за собой дверь.
— Тебе бы следовало прочесть письмо, пока я не сожгла его, — сказала она.
Эспер с жадностью стала читать строчки внизу счета: «Два места багажа сегодня вечером, к девяти. Браг на Кэт. Кэт».
— Что это значит, ма?
Сьюзэн забрала у дочери письмо.
— Это значит, — сказала она сухо, — двух беглых рабов доставят сюда сегодня вечером, а мы должны их укрыть до посадки на борт корабля, проходящего мимо острова Кэт в Канаду. Пароль «Кэт». — Сьюзэн отрезала ножницами нижнюю часть листа и сожгла ее.
— Но где мы их спрячем? — взволнованно спросила Эспер.
— В том же месте, что и раньше. Ты не знаешь об этом. Сомневаюсь только, достаточно ли ты сообразительна, чтобы привлекать тебя к этому, но я все же рискну.
— О, мама, я достаточно сообразительна. Я ни слова не пророню.
Сьюзэн фыркнула:
— Еще бы! Ты ведь не хочешь, чтобы нас посадили в тюрьму? Или чтобы твердолобые[4] сожгли наш дом?
У Эспер отвисла челюсть.
Сьюзэн снова фыркнула и улыбнулась одними глазами.
— У тебя такой испуганный вид точно ты увидела привидение. Все, что тебе нужно, — немного смелости, а она, надеюсь, у тебя есть. Ты помнишь тот большой чулан у кирпичной плиты на кухне?
— Это где мы держим щетки и старые ружья?
— Да.Пойдем-ка, я покажу тебе кое-что. Придется это сделать.
В кухне было пусто и тихо. Дверь в комнату Роджера была заперта. Дощатая обивка стены по обеим сторонам большого очага потемнела от дыма за многие годы, но в остальном была той же, что при Марке Ханивуде, только за двумя досками находился небольшой чулан. Сьюзэн отперла дверцу, и они вошли. К изумлению Эспер, мать, отодвинув в сторону несколько щеток и старых мушкетов, нащупала в верхней части задней стенки головку железного гвоздя, скрытого в стенке чулана. Она вытянула гвоздь и отодвинула двухфутовую доску, за которой оказалось узкое отверстие и какие-то ступеньки.
— Иди наверх, — велела Сьюзэн дочери, — а я здесь покараулю. — Постой, возьми тряпку и воды в жестянке, и еще вот это. — Она положила в деревянную хлебницу пряники, остатки колбасы и рыбных пирогов. — У нас не будет другого случая отнести еду.
— Но ма, — прошептала Эспер, — куда ведут эти ступеньки? Что это? Я и не знала...
— Это, —нетерпеливо сказала Сьюзэн, — пиратское убежище. В 1700 году эту штуку сделал Лот Ханивуд, зять Дэви Квелча. Этот Дэви с братом пиратствовали, они грабили суда португальцев или кого-то еще. Ханивуды тогда еще не были такими послушными и робкими, как теперь. — Она покосилась на дверь комнаты Роджера. — Ну, поторопись, дочка.
Сьюзэн вручила Эспер мокрую тряпку, хлебницу и зажженную свечу. Девушка с тревожным чувством ступила на лестницу, а ее мать осталась внизу. Пыльная деревянная лестница примыкала к центральному дымоходу и вела в каморку площадью около шести квадратных футов. Она была недоступна ни с чердака, ни из спальни, которая прежде была на чердаке здания, а со всеми этими перестройками и пристройками о ней ничего и не знали, пока в 1750 году Моисей Ханивуд не пристроил большое новое крыло к зданию. Он упомянул об этом убежище в своих бумагах, но до Роджера никто из семьи их не просматривал.
Держа в дрожащей руке свечу, перепуганная Эспер увидела на полу какой-то странный предмет. Оказалось, что это соломенный тюфяк. А если бы привидение? Мама верит в них — в Старого Даймонда, в корабль-призрак, в Визжащую женщину, которую убили пираты. С часто бьющимся сердцем Эспер поставила свечу на пол. Наверху у потолка было отверстие, через которое поступал воздух с чердака. Эспер поставила еду и жестянку с водой на тюфяк, взяла свечу и вышла.
На светлой кухне Сьюзэн как ни в чем не бывало замешивала тесто для лепешек. Она показала дочери, как открывать и закрывать фальшивую панель в чулане.
— Твой отец ушел, — сказала она насмешливо. — Отправился на станцию, видно за новой посылкой с этими бесконечными книгами из Бостона. Жаль, что с нашими посылками все не так просто. Я кое-что придумала, Хэсс. Во-первых, тебе надо найти Джонни.
— Джонни Пича! — воскликнула Эспер, и глаза ее загорелись.
— Ага. Я вижу, ты не будешь возражать. Он из семьи аболиционистов, и он как раз тот парень, который способен помочь в таком деле. Тут нужен хороший моряк и храбрый человек. Ему это можно рассказать, но больше, смотри, никому!