Очаг
Шрифт:
Гырмызы кел, знавший о чудесном спасении Мухамметгылыча сердара, верил, что тот, узнав о случившемся, не станет сидеть, сложа руки, обязательно что-нибудь придумает для его спасения. И когда хивинский хан в пути спрашивал у своих военачальников: «Ну как там чувствует себя этот непослушный туркменский хан?», и ему каждый раз отвечали: «Ваше ханское высочество, он время от времени бормочет себе под нос: «У меня есть сердар по имени Мухамметгылыч!» и идёт с высоко поднятой головой». Тогда хивинский хан, довольный результатами своего похода, не обратил на эти слова никакого внимания, напротив, говорил: «Пусть этот туркмен, ослиный вор, что хочет, бормочет, я его в Хиве на глазах у всего народа повешу на виселице, и все увидят туркмена, проглотившего свой собственный язык!».
Как только до Мухамметгылыча сердара дошёл слух о произошедшем с его народом, он тут же отправил весточки текинским и бурказским бекам Теджена, бекам салыров, населявших окрестности Иолотани. Сам же, собрав своих людей, тотчас отправился в путь.
Когда до Хивы оставался день пути, объединённые туркменские силы, обойдя врага, заняли удобные позиции. На рассвете, когда вражеское войско успокоилось, посчитав, что дело сделано, что они уже в безопасности, туркмены неожиданно напали на них и застали врасплох. Не ожидавшие от противника такого внезапного удара на этом месте, воины хивинского хана были вынуждены ретироваться, бежать с поля боя. Во время схватки с вражескими воинами в низине Мухамметгылыч сердар встретил Гырмызы кела.
– Эй, хан, давай, теперь сам руководи своими воинами и своим оружием! – крикнул сердар и кинул тому саблю. Гырмызы кел на лету схватил брошенную в его сторону саблю. Один из джигитов тотчас же подвёл к нему коня. Оседлав коня, он помчался за врагом, на скаку опуская на головы воинов свою саблю, при этом с гордостью произнося слова, которые, как заклинание, повторял всю дорогу, пока бил врага:
– Ведь я говорил же вам, вонючий хан, что у меня есть Мухамметгылыч сердар? А вы не верили мне, вот теперь получайте!
Лишившись своего немалочисленного войска и с трудом добравшись до дворца, хивинский хан после этого провозгласил Мухамметгылыча сердара своим злейшим врагом. Это привело к тому, что кровавая вражда между Мухамметгылычем сердаром и Хивой длилась почти полвека.
Спустя семь-восемь лет после случившегося ушёл из жизни и Гырмызы кел. Мухамметгылыч сердар был вынужден перебраться в Лебап и служить Бухарскому эмиру. Так начался второй и достаточно затяжной этап его противостояния с Хивинским ханом…
Перед концом жизни Мухамметгылыч сердар вернулся домой и жил среди своих марыйских родственников. Когда в возрасте восьми-девяти лет Кымыш видел своего деда, которому в ту пору было больше восьми десятков лет. Сгорбившись, дед всегда сидел на почётном месте в доме, всем своим видом напоминая нахохлившегося Беркута со сломанным крылом. Задубевшая кожа его лица была смуглой, разрез глаз чуть раскосый, глаза карие-зеленые как у всех чаканларов, обритая голова чуть вытянута, но окладистая белоснежная борода по-настоящему украшала его лицо. Вот таким и запомнил деда Кымыш. Среди родственников он жил в отдельном доме вместе с женой, которую все звали Тотам эне.
В волосах Тотам эне тогда только-только появилась первая седина, это была приветливая женщина среднего роста. Она была самой младшей женой Мухамметгылыча сердара. Они жили в специально для них поставленной большой шестистенной юрте, с ними также жили две их общие дочери и два старших мальчика любимого его внука Мулькамана.
Тотам эне была заботливой матерью и бабушкой, но также она заботилась и о своём престарелом муже. Следила за тем, чтобы его одежда была чистой и свежей, готовила только ту еду, которая нравилась деду, словом, окружила его заботой и вниманием.
Когда Тотам эне в качестве благодарности была отдана Мухамметгылычу сердару, у него уже было семь жён, а девочке на тот момент исполнилось всего четырнадцать лет. Мухамметгылычу сердару тогда было за пятьдесят, но он ещё был полон сил, с шашкой наголо лихо скакал в седле коня. Люди из племени ходжи, выдававшие дочерей только за своих, на этот раз сами же нарушили собственные правила. А всему этому причиной была та огромная помощь, которую оказал им Мухамметгылыч сердар в трудную минуту.
…Вот и в тот раз Бухара, время от времени устраивавшая волнения, проявила беспокойство. Народ снова поднял восстание против Бухарского эмира. На этот раз среди тех, кто надеялся свергнуть эмира Бухары с престола, были представители религиозных племен, живущих в городе и его окрестностях. Но разве эмир, катающийся как сыр в масле, с лёгкостью отдаст свою власть? Так что и на этот раз эмиру удалось применить силу и подавить бунт. Впоследствии он жестоко расправился со всеми бунтарями, в особенности с теми, кто стоял во главе восстания. Он повсюду преследовал ходжей и сейитов, поднявших восстание, уничтожал, бросал в темницы, подвергал их бесчеловечным пыткам. Впоследствии, вспоминая это восстание, придворный летописец Агехи напишет: «В те годы с виселиц Бухары свисали тела, а на земле валялись в пыли и гнили тоже трупы этих смутьянов ходжи и сейитов…”.
И только после этого, потеряв множество народа, в поисках помощи ходжи обратились к Мухамметгылычу сердару. В то время верный военачальник Бухарского эмира Мухамметгылыч сердар с семью своими жёнами, пять из которых были разных национальностей – две таджички, узбечка, казашка, туркменка, а также с детьми особняком проживал в отдельной крепости в предместье Бухары. Когда прибегали и просили Сердара заступился за овлядов2.
И хотя эмир уважал своего военачальника, ему не понравилось, когда тот пришёл просить за них.
– А-ха… Сердар, ты тоже с ними?
Мухамметгылыч не спешил с ответом. Он стоял молча, едва заметно ухмыляясь. Эмир понял этот жест своего сердара. Это были невысказанные слова: «Если бы я там был, результат мятежа был бы иным» … Эмир понял его и после этого смягчил свой тон.
– Сердар, с каких это пор ты попал в их сети? – недовольно произнёс он продолжая разговор.
– Ваше Величество Эмир, случилось то, что случилось. Они уже и сами раскаиваются в том, что связались с бунтарями. К тому же они являются потомками нашего Пророка Мухаммеда. А наша Бухара считается одной из святых центров в мусульманском мире. Если вы накажете их, разве дух пророка не будет недоволен от Вас сказав: «Разве нет ли там почесть-уважение к нам?» – не скажет ли он?