Очаг
Шрифт:
– Ну и что, что приехал Сары хан? Кто он? В лучшем случае, он такой же, как мы, а в худшем в подмётки наших башмаков не годится.
Пока люди разнимали джигита с Одеклычем, Сары хан со своей свитой подошёл уже к ним еще ближе. Он даже в этот момент услышал унизительные слова в свой адрес вспыльчивого гордого юноши. Подойдя к драчунам поближе, Сары хан увидел бледного от злости Одеклыча он остановился. Ничего не говоря, некоторое время пристально разглядывал юношу. После чего обратился к нему:
– Ну, что, парень, ты только что сказал, что Сары хан в лучшем случае такой же, как мы, а в худшем случае он нам в подмётки не годится. Объясни, что ты этим хотел сказать. Сможешь ответить за свои слова?
Слова, брошенные Одеклычем в запале, задели Сары хана за живое. Юноша не сразу нашелся, что ответить хану. На него сейчас смотрела собравшаяся вокруг хана толпа народа и поэтому он немного
– Чей ты будешь, какого роду-племени? – спросил хан.
Одеклыч понял, что хан, задавая этот вопрос, хочет решить, как поступить с этим несдержанным молодым человеком дальше. Стараясь не показывать волнения, ответил с достоинством:
– Моего деда, хан ага, звали Мухамметгылыч сердаром…
Собравшиеся увидели, как при упоминании имени Мухамметгылыча сердара сразу изменилось выражение лица Сары хана. Опустив голову, он, словно что-то вспоминая, о чём-то задумался, потом лицо его просветлело, морщинка между сдвинутыми бровями разгладилась. А ведь люди подумали, что этот задиристый паренёк навлёк на себя беду, однако ошиблись. И вдруг неожиданно хан сняв с себя накинутый на плечи чекмень из верблюжьей шерсти, почестью набросил его на плечи юноши со словами:
– У сарыков немало долгов перед Мухамметгылычем акга!
После этого, он удивив собравшихся, вместе со своей свитой пошёл дальше.
Но разве останется без внимания юноша, которого приветил человек такого ранга как Сары хан?! Через короткое время после этого события купцы – союналийцы братья Заир чопчи и Таир чопчи пригласили Одеклыча и взяли его на работу грузчиком на свой караван. Так в жизни Одеклыча начался новый этап. Вместе с караваном он побывал на рынках Герата, Меймене, Мары, Машата, Хивы, повидал другие страны, общался с разными людьми. В другой раз, оказавшись в Бухаре, он разыскал оставшихся там родственников своего деда Мухамметгылыча сердара и стал заново общаться с потомками деда, рождёнными от таджикских, казахских, бухарских евреек, узбекских женщин.
Братьям-купцам этот безотказный и трудолюбивый, смелый юноша нравился. Через год он встал во главе конного караула каравана из десяти наездников. Сам он объяснял свой успех тем, что дух деда-сердара оберегает сирот, и что встреча с Сары ханом не была случайностью. Спустя некоторое время при помощи Одеклыча его братья Арнаклыч, Озбекгылыч и Джумагылыч смело увели из отчих домов дочерей Алаша бая, Келдже бая и Довлат бая и женились на них. Всё получилось по поговорке: «Сирота сам себе пуповину перерезает». Опасаясь гнева тестей, сироты поначалу жили тихо в окрестных джунглях. Но после того, как Таир чопчи и Заир чопчи вступились за Одеклыча и его братьев, с родичами девушек было достигнуто согласие. Женатые парни вернулись в село и стали жить и трудиться наравне со всеми. После того, как в доме, где раньше не было ни одной женщины, появились сразу три, им не составило труда потом сосватать девушек за Мухамметгылыча и Одеклыча, заплатив за них калым, как говорят туркмены «за молоко матери».
Народ, который всё учитывал и всему знал цену, не мог оставить без внимания жизнь пятерых братьев, женатых, встающих на ноги, обзаводящихся домами и скотиной. Видя, как эти пять сирот выросли в пятерых состоятельных мужчин, умеющих постоять за себя – про таких туркмены говорят «бела ялы», то есть «умелый, ловкий, хитрый», народ назвал братьев «бяшбелалар», то есть «пять ловкачей». Окрепнув, братья пришли на помощь и своей сестре из Хорасана, которая после смерти мужа осталась с двумя детьми на руках и очень бедствовала. Для неё они построили юрту рядом с собой. Так часть гапланов – чакан-ходжабеги разделилась надвое, и теперь родственников сирот стали называть бяшбелаларами. Из них дольше всех прожил и до сих пор топтал землю Кымыш-дузчы. Когда Кымышу было около шестидесяти лет, он познакомился с человеком по имени Гулам перс, у которого была лавка на рынке Тахтабазара. Наладив с ним приятельские отношения, он помимо земледелия занялся ещё одним делом.
Как-то при встрече перс Гулам поделился с Кымышем своими проблемами, сказал, что ему нужен человек для поставки товаров и пока он не найдёт такого человека, предложил Кымышу попробовать себя в этом деле, возить ему соль из Ероюландуза. Так Кымыш вначале сам занимался доставкой соли, а затем подключил к этому делу и своих парней. Они возили соль для лавки перса Гулама.
Ероюландуз был естественным месторождением соли, образовавшимся в низине между холмами Бадхыза. Если выехать
Таким образом на какое-то время основными поставщиками и торговцами соли на рынке Тахтабазара была семья Кымыша.
Кличка «Кымыш-дузчы» приклеилась к нему после того, как он занялся солью. В 1922 году новая власть забрала у Кымыша его солевую лавку и передала её государству. Семья была готова отдать и верблюдов вместе с чувалами, лишь бы избавиться от дальнейших гонений, давления. Однако, когда Оразклыча лишили солевого дела, они поставили чёрную метку на его имени как солепромышленника и владельца предприятия по производству соли. В дальнейшем эта метка сыграет злую шутку с судьбой Оразклыча и поставит крест на жизни младшего сына Кымыша…
…Когда мир перевернулся, и люди начали истреблять друг друга, называя то большевиками, то баями, то басмачами, когда всем стало тесно под солнцем и люди начали стрелять друг в друга, имя Кымыша-дузчы преобразовалось в Кымыша-бая, и были дни, когда у него поголовье крупного рогатого скота составляло около пятидесяти коров. Кымыш бай по возможности сторонился всех этих стычек и разборок, верил, что в этом случае ему удастся сохранить благополучие и покой своей семьи. «Я буду плыть по течению и смогу сохранить семью от бед, которые могут обрушиться на неё», – думал он и втайне надеялся на благополучный исход. «Веди себя хорошо, и будешь сыт» – говорил он себе и старался никому не противоречить и не возражать. И даже когда самые богатые баи вместе со своей скотиной и имуществом двигались мимо него в сторону Афганистана, он не стал никуда уезжать, по-своему объясняя своё решение: «Что бы ни случилось, пусть это случится на Родине, и пусть наше тело съедят местные черви, ведь в чужих краях нас никто не ждёт с распростёртыми объятьями…» И его женатые сыновья последовали примеру отца. А когда советская власть объявила, что в селе образуется колхоз и у людей начали отбирать скотину, Кымыш-дузчы вместе с сыновьями, оставив одну корову для молока детишкам, отвели и добровольно сдали в колхоз пятьдесят голов своего скота. «Будем живы, будет у нас ещё и скот, и другое имущество наживём» – сказали они себе. Сказав сыновьям, что с такими людьми шутки плохи, именно Кымыш посоветовал им вступить в колхоз. Он верил, что, поступив так, сможет сохранить целостность семьи, что и государство учтёт и обязательно поощрит их за такой благородный поступок, в случае необходимости заступится за них. По правде говоря, пока что никто и не стремился причинить им зло, ничего плохого этой семье не делал. Сыновья Кымыша-дузчы, хотя и числились дайханами-единоличниками, как и прежде, односельчане-колхозники очищали оросительные сети, пахали и сеяли, словом, занимались привычным делом – земледелием. И думалось им, что так будет всегда.
* * *
…Сегодня был один из ясных весенних дней. Только что перестал идти дождь. Мир дышал влажным чистым воздухом. Земля потихоньку начала подсыхать.
Высаженные в ряд возле дома Кымыша абрикосовые деревья уже давно покрылись пышным белым цветом, напоминающим наряд невесты, и источали тонкий аромат. Радуясь прекращению дождя, громко чирикали воробьи, перелетая с ветки на ветку.
Огулбике, только что с чашкой в руках выскочившая во двор, чтобы покормить кур, вдруг резко повернула обратно. Стоя на пороге дома, волнуясь, сияя и громким голосом сообщила радостную весть: