Очарование зла
Шрифт:
Для начала, Рейсс Эфрону не нравился. Игнатий был холоден, высокомерен, он откровенно презирал нервного новичка, который испугался грязи, едва только столкнулся с нею; а ведь должен был знать, что их работа предполагает грязь! Ну что ж, вот вам новый Эфрон, который никакой грязи не боится. Понравился?
Но главное — убийство Рейсса осталось для Эфрона абстракцией. Заметкой в газете. Еще одной информацией, принятой к сведению руководством. Все произошло где-то очень далеко. Французская полиция вряд ли сумеет
Он вошел в казенное здание, поднялся на второй этаж. Кабинет комиссара Роша совершенно не напоминал строгие аскетические кабинеты советских руководителей; более того — являл полную противоположность им. Рядом с уродливым сейфом находился книжный шкаф со стеклянными дверцами, набитый истрепанными папками, желтыми газетами, какими-то предметами невнятных очертаний. Все это горбилось и таращилось из-за мутных, засиженных мухами стекол. От шкафа как будто тянуло летним теплом, солнцем, пыльными жаркими вечерами, когда инспектор торопливо вытаскивал из нижнего ящика стола початую бутыль, пропускал стаканчик и, захлопнув папку с очередным делом, спускался и выходил на улицу, в предвкушении неторопливой прогулки по набережной.
Стол комиссара был захламлен, кресло, в котором он сидел — продавлено. Здесь попахивало мышами и душистым табачным дымом (хотя никто не курил).
Эфрон уселся на табурет, сложил руки на коленях. С легкой насмешкой глянул на комиссара. Тот задал несколько формальных вопросов, затем навалился грудью на край своего массивного стола и в упор произнес:
— Рената Штайнер.
Эфрон вскинул брови:
— Рената Штайнер? Кто это?
— Вы утверждаете, что не знаете женщину с таким именем?
— Да, я такой женщины не знаю, — легко произнес Эфрон. Перед этим Рошем Эфрон ощущал себя совершенно неуязвимым. Тот привык к карманникам и бытовым убийцам на почве ревности. Свалить страшную разветвленную организацию, раскинувшую своих агентов по всей Европе, не под силу комиссару французской полиции.
— На месте преступления, — сказал Рош, — нашли автомобиль, брошенный убийцами. Нашими коллегами из Швейцарии было установлено, что этот самый автомобиль брала накануне напрокат некая Рената Штайнер.
— А, — сказал Эфрон, — дело проясняется. Кажется, что-то такое я читал в газетах… Но при чем тут я? Мы же с вами не в Лозанне, комиссар!
Тем же ровным тоном Рош продолжил:
— На допросе Рената Штайнер заявила, что взять напрокат автомобиль ее просил некий Сергей Эфрон, позвонив из Парижа. Автомобиль потребовался его другу господину Кондратьеву, который путешествует сейчас по Европе.
Помолчав, Эфрон произнес:
— Да. Я знаю Кондратьева.
— Откуда? — осведомился Рош.
— Я знаю его по деятельности в нашем «Союзе возвращения на Родину».
— Подробнее о «Союзе»,
— Пожалуйста. — Эфрон пожал плечами. — Это организация русских эмигрантов, которая помогает вернуться на Родину тем, кто этого желает.
— Господин Эфрон, — вкрадчиво произнес Рош, — вы читали подробности об убийстве в Лозанне? Вы читали, как в упор был расстрелян чешский коммерсант?
— Да, ужасно, — пробормотал Эфрон, опуская глаза. Ему не хотелось представлять себе никаких картин. Только факты, только информация: Рейсс, ставший предателем, ликвидирован; он был успешно выслежен и, несмотря на предательство Кривицкого, заведен в засаду. Все прошло очень успешно.
Комиссар разложил на столе сложный узор из карандашных огрызков.
— Так вот, — сказал наконец Рош, — ваш сотрудник из «Союза», господин Кондратьев, подозревается в лозаннском убийстве.
Эфрон помолчал, дважды качнулся на табурете, зажал коленями ладони. Проговорил:
— Господин комиссар, я все-таки никак не возьму в толк: какое я имею отношение к данному делу? Положим, я знаю Кондратьева. Да. Но я знаком с сотнями самых разных людей! И если кто-нибудь из них, не дай бог, совершит преступление, я что же, буду подозреваться полицией в соучастии? Всегда?
Рош угрюмо молчал. Эфрон подался вперед и уверенно продолжил:
— Так в чем моя вина? В том, что некая неизвестная мне госпожа Штайнер где-то в Швейцарии заявила, будто бы она мне звонила?
— Она заявила, что это вы ей позвонили, — поправил Рош.
Эфрон дернул плечом.
— Все равно! Я ее не знаю.
— Вы уверены? — спросил комиссар, пристально глядя на него.
Эфрон спокойно выдержал этот взгляд.
— Разумеется, уверен.
— Кстати, вам известно, что французское правительство запретило вербовку добровольцев для отправки в Испанию, в Интербригаду? — неожиданно сменил тему Рош.
Эфрон не двинул и бровью.
— Разумеется, мне это известно.
— Вы утверждаете, что не занимаетесь этой деятельностью?
— Нет, — сказал Эфрон.
— Что — «нет»? — комиссар показал, что начинает терять терпение. — «Нет» — не утверждаете этого?
— «Нет» — не занимаюсь вербовкой, — сказал Эфрон.
Рош вздохнул. Могучий ток воздуха изошел из его комиссарского брюха с грустным шумом.
— Подпишите протокол допроса, — сказал комиссар, как будто смертно заскучав от всего услышанного.
Эфрон взял листок, просмотрел его. Быстро поставил подпись.
— И здесь. — Новый листок. — Пожалуйста.
Эфрон, чуть недоумевая, взял второй документ.
Обязательство не покидать Париж без разрешения и ведома парижской полиции.
— Мы уверены в том, что вы еще понадобитесь следствию, — вкрадчивым тоном пояснил Рош. — Извольте, господин Эфрон!