Очарованная вдова

Фестиваль русского шансона был настоящим феерическим шоу. Площадкой для выступления самых лучших отечественных шансонье стал один из крупных дворцов культуры с поистине огромным залом. Зрители заполнили его под самую завязку.

Сцену украшали шикарные, очень дорогие декорации. Каждый номер, как и выход ведущих, сопровождался качественным световым оформлением. Видеоинсталляции, под которые певцы выходили на сцену, приводили зрителей в неописуемый восторг.

Организаторы не зря вложили во все это хорошенькую сумму денег. Благодаря отлично продуманному

Специально к фестивалю были подготовлены диски с подборками песен, которые звучали на протяжении всего праздника русского шансона. Публика раскупила их в одночасье. Это в век Интернета и доступности любой музыки посредством подключения к Сети! Благодарные поклонники не скупились, покупали не такие уж и дешевые билеты, приобретали упомянутые диски.

Гвоздем концертной программы был знаменитый российский шансонье Владимир Тверской. Публика встречала его с невероятным запалом. Свое выступление он предварил прочувствованными словами, адресованными зрителям. В который уж раз за свою певческую карьеру певец напомнил присутствующим, что Тверской — это его настоящая фамилия, а не творческий псевдоним, как думают многие.

Его слова сопровождались демонстрацией слайд-шоу. На огромный экран выводилась подборка интереснейших фотографий, связанных с жизнью и творческой биографией шансонье. Зрители смотрели на фотографии и слушали рассказ так внимательно, будто боялись упустить хотя бы одно слово. Когда Владимир поблагодарил их за это, зал взорвался бурными аплодисментами. Несколько дам совершенно разного возраста вышли к сцене и вручили любимому исполнителю букеты цветов.

Тверской исполнил более десятка песен. Публика была в трансе. Многие подпевали. У некоторых градом сыпались слезы из глаз.

Уж кто-кто, а Владимир Тверской, человек, безусловно, талантливый, умел настолько тонко коснуться струн русской души, что слушатель просто не мог оставаться безучастным к его песням. Это касалось и содержания композиций, и голоса самого певца, и особой манеры исполнения.

Радостные и грустные, о любви и о предательстве — его песни давно вызывали уважение, признание и любовь среди слушателей в России, странах бывшего Советского Союза и у наших эмигрантов, проживающих в дальнем зарубежье. Это был настоящий успех, которого достигали лишь считаные исполнители русского шансона. Владимир мог по праву этим гордиться.

Он и гордился. Чего уж греха таить. Правда, эта гордость никогда не была для него самоцелью и не превращалась в кичливую горделивость. Эта сдержанность опять-таки выгодно отличала его от многих коллег и добавляла лишний градус к безмерной любви слушателей.

На фестивале прозвучали самые лучшие песни Владимира Тверского: «Платформы-вагоны», «Январские дожди», «В Одессе мы пересеклись», «Викуша-предательница», «Малая Медведица»… Зрители кричали от восхищения и едва ли не бились в экстазе, не желая отпускать любимого певца со сцены.

Впрочем, организаторы на это и рассчитывали. Тверской не должен был вот так просто отпеть свою часть программы, а потом, после оваций и поклонов, передать эстафету другому исполнителю. Планировалось выдержать определенную паузу. Зрители продолжали бы орать, вызывая шансонье на бис. А он должен был высидеть эти пять-семь минут в гримерке, слегка переводя дух и полоща горло водой. После десяти песен подряд это было крайне необходимо.

Что же произошло на самом деле? Владимир Тверской откланялся и ушел за кулисы. Публика, основательно заведенная им, действительно продолжала громко реветь от упоения. Зрители сначала звучно скандировали его фамилию. Потом, словно заговоренные, повторяли: «На бис! На бис! Просим! Просим!» Звучали неумолкающие аплодисменты.

Однако время шло, но певец из-за кулис никак не возвращался. Минули и пять, и семь сценарных минут. Ожидание затягивалось, и это уже было явно ненормально. Да, публика могла простить ему любую задержку. Но у организаторов были четкие представления о сценарии фестиваля, они требовали от всех участников неукоснительного выполнения определенных правил, связанных с этим.

Один из организаторов уже успел обратиться к продюсеру Тверского, пронырливому и вездесущему Артему Бренеру, с закономерным вопросом о том, что же происходит. В ответ Бренер лишь пожал плечами, сию же секунду сорвался с места и рванул в гримерку Владимира, расположенную в отдельном помещении.

Артем быстрым шагом добрался до заветных дверей.

— Володя, ты скоро? — спросил он через двери, полагая, что артист вот-вот выйдет. — А то публика уже волнуется. Да и организаторы злятся.

Ответа не последовало. В гримерке царила тишина. Продюсер постучался и хотел уже надавить на двери, однако те оказались незапертыми и тихонько приоткрылись сами.

— Володя, с тобой все в порядке? — с настороженностью в голосе полюбопытствовал Бренер, заглядывая в гримерку.

Он сразу заметил, что певец сидел на стуле в какой-то странной, не совсем естественной позе. Продюсер сразу же подумал, что Тверскому стало плохо, что он мог потерять сознание, или же, того хуже, с ним случился сердечный приступ. Бренер быстренько подошел к нему и тут же отшатнулся.

Шансонье был мертв. В его голове зияло пулевое отверстие. Неестественная поза легко объяснялась тем, что выстрел застал Тверского врасплох.

Артем успел многое повидать на своем веку, тем не менее вжал голову в плечи и машинально сделал несколько шагов назад. Он не хотел стоять прямо напротив окна, все же бросил беглый взгляд на него. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы разглядеть небольшое отверстие округлой формы, расположенное практически в центре стекла. Сомнений быть не могло — оно образовалось в результате выстрела, произведенного извне.

Но гримерка находилась где-то на уровне второго, а то и третьего этажа стандартного здания. Произвести выстрел, находясь прямо за окном, было невозможно. Разве что злоумышленник использовал бы в своих целях какой-нибудь подъемник или что-то в этом роде. Однако Бренер знал, что рядом со зданием, где проходил фестиваль, ничего подобного не было.

Вывод напрашивался сам собой — стреляли с относительно дальнего расстояния. Возможно, с крыши какого-то соседнего дома. В таком случае речь могла идти только о снайпере. При таком раскладе гибель Тверского вряд ли можно было списать на случайность или роковое стечение обстоятельств.