Очарованные
Шрифт:
Иными словами, о Вике нельзя было сказать ничего плохого, кроме того, что она напрочь лишена всякой индивидуальности. А если и было в ней что-то еще, то это что-то проступало слишком незначительно, случайно и пустячно, чтобы назваться человеческой индивидуальностью, личностью.
И отношения Вики с Астерием также должны быть стандартными, четко определенными все теми же модными журналами и телепередачами.
Они сидели втроем на высокой открытой террасе с видом на соседний участок, как две капли воды похожий на их собственный, с таким же водоемом, камнями, цветником, дорожками, и обедали, ведя оживленный разговор ни о чем.
Ну что ж, мысленно усмехался Александр Васильевич, все к лучшему в этом лучшем из миров. Честь и хвала за это Вике. И молодец Астерий, что оценил и принял такой modus vivendi, образ жизни.
Вика заботливо подкладывала еду в тарелку Астерию, а он счастливо ее уписывал. И под конец обеда Александр Васильевич был сердечно рад, что у Астерия с Викой так благополучно все складывается. И ничего лучшего Астерию желать не надо. А слушая их милое воркование, Александр Васильевич неожиданно открыл еще одну важную деталь – Астерий с Викой искренне привязаны друг к другу и даже, насколько это позволяют душевные силы современных людей, любят друг друга.
Однако Александр Васильевич начинал скучать. Легко представить их, думал он, лет через семь—десять. Все те же обеды, клумбы, газоны и путешествия в отпуске, после которых на полочках в их уютной спальне будут расти ряды ненужных сувениров, стопки фотографий. С искусственным оживлением они станут демонстрировать отснятые гигабайты с их натянуто улыбающимися лицами на фоне одинаковых городов, костелов, морей и скал. Все будет, как у всех. Как и у них с Лизой. И никуда от этого не деться.
Какая же этому альтернатива? А никакой! Всякое отклонение от нормы, от размеренного мещанского modus vivendi наказывается преждевременными болезнями, одинокой старостью, пороками или банальным умопомешательством.
В сущности, Александр Васильевич был уставшим, разочарованным человеком.
Сразу после обеда он стал прощаться.
– Пап, может быть, сыграем в бильярд? – Сын рискнул хвастнуть перед отцом настоящим бильярдом – первой своей серьезной покупкой.
И это тоже дело Викиных рук, подумал Александр Васильевич, ведь бильярд – вещь необходимая все для того же мещанского модуса. Сытно отобедали – теперь можно и поиграть.
– Давай одну партийку, – согласился Александр Васильевич. – А то ехать уже пора.
Они поднялись на третий этаж. Здесь была устроена бильярдная. Посреди просторной комнаты с окнами на три стороны стоял бильярдный стол под зеленым сукном.
Александр Васильевич разбил пирамиду – игра началась. Вскоре к ним пришла Вика с тремя бокалами и бутылкой марочного вина. Тихо присев на диванчик, она наблюдала за игрой.
Когда Астерий старательно и долго целился, Викино лицо тоже напряженно застывало, а когда Астерий
Играли молча. В тишине шары, звонко стукаясь друг о друга, гулко катались по зеленому полю и бились о борт. Астерий порывисто ходил вокруг стола и бледнел. Вика неподвижно сидела, затаив дыхание.
Поддаться им, что ли? – скучно подумал Александр Васильевич, глядя в окна, за которыми на все три стороны открывался одинаковый пейзаж: газоны, клумбы, камни, беседки... Все было неподвижно, безлюдно, только, если присмотреться, можно различить там и сям среди кустов неприметные, словно тени, фигурки слуг. Вдали у реки строился новый большой коттедж, там одиноко стучал топор и медленно, как во сне, двигались пропыленные рабочие-узбеки.
«Поддамся им и поеду скорее», – решил Александр Васильевич и неожиданно зло и быстро выиграл.
– Пап?! – взмолился Астерий. – Ты больше не будешь играть?
На него было жалко смотреть.
– Нет, – усмехнулся Александр Васильевич и положил кий на стол. – Все сроки вышли, не могу. Не за то отец сына ругал, что играл, а за то, что отыгрывался. В следующий раз. А ты пока тренируйся...
И вдруг в доме раздались шаги, легкие, стремительные. Шаги приближались. Кто-то быстро шел в бильярдную. Приближение было так неожиданно, так странно, почти страшно. Александр Васильевич глянул на Астерия. Астерий замер, прислушиваясь. Вика с бокалом вина тоже застыла.
– Кто это? – поддавшись общему смятению, пробормотал Александр Васильевич.
Ему не ответили.
Прошла, казалось, вечность. Шаги все близились и гремели теперь по ступенькам. В какой-то момент показалось, что они вдруг затихли, оборвались... В бильярдной повисло томление. Шаги с новой силой загромыхали совсем уже рядом.
Александр Васильевич нервно перевел дух и увидел Таню.
– Здравствуй, мам, – проговорил Астерий. – Ты уже приехала?
– Добрый день, Леонарда Юрьевна, – пролепетала Вика.
А Александр Васильевич стоял как вкопанный и смотрел на Таню из той неправдоподобно далекой жизни, когда он был молод, бесшабашно весел, а впереди у него была неведомая и потому – заманчивая, счастливая жизнь. И рядом с ним тогда была Таня, которая так и осталась в том солнечном, таинственном прошлом.
– Ну здравствуй, это я, – улыбнулась ему Таня и протянула руку.
На заре их туманной юности Таня любила встречать его словами из песни Высоцкого.
– Привет, Танюша. – Откуда что взялось?! Александр Васильевич неожиданно вспомнил, как он приветствовал ее иногда в первый год их совместной жизни. Он держал в руке ее узкую нежную ладошку и глядел на Таню: пепельные шелковистые волосы, живые зеленые глаза, точеные черты свежего, молодого лица. – Ты снова Таня? А Леонарда?
– Ее больше нет.
Таня подошла почти вплотную, ностальгически глядя ему в глаза:
– И колдовства больше нет. Если бы ты, Саша, знал, сколько я перенесла за эти годы. Я тебе потом все расскажу. Как мне было одиноко. Я все время думала о тебе. Представляешь, иду по улице, а мне кажется – ты рядом. Я даже с тобой разговаривала. Ты знал об этом?
Саше хотелось убрать ей со лба волосы, но он не решался. Они стояли, как когда-то давным-давно, посреди пустого рекламного отдела, где он в первый раз заговорил с ней о любви.