Очаровательная идиотка

Эксбрайя Шарль

Девушка говорила довольно громко, так что ее прекрасно слышали за соседними столиками, и все разговоры мигом умолкли. Тот, кого сравнили с гориллой, с шумом набрав полную грудь воздуха, повернулся к Гарри:

— Значит, если я ее правильно понял, вы принимаете меня за большую обезьяну?

Комптон не мог отступить, особенно в присутствии любимой девушки, но с невольным почтением вспомнил о Тер-Багдасарьяне и его взгляде на женщин.

— Вот именно!

— Может быть, вы согласитесь выйти со мной на улицу и дать кое-какие дополнительные пояснения?

— Весьма охотно.

И Комптон, величественно повернувшись к Пенелопе, изрек:

— Подождите меня минутку, дорогая… я

только отправлю этого субъекта в зоопарк, откуда он, по-видимому, сбежал!

Это было очень смело, но безрассудно. Через десять минут колосс снова подошел к Пенелопе:

— Если хотите, можете идти подбирать ошметки… в противном случае — за моим столиком есть свободное место.

Девушка встала.

— Прошу прощения, сэр… — робко проговорила она.

И, ухватив за горлышко пустую бутылку из-под шипучего вина, с размаху опустила ее на голову колосса. Тот без звука рухнул на пол. Тут же подошел официант и, с самым невозмутимым видом подхватив незадачливого ухажера под мышки, оттащил во дворик, где и положил рядом с Комптоном. Пенелопа немедленно начала приводить Гарри в чувство, а официант, на которого решительность мисс Лайтфизер произвела неизгладимое впечатление, помог ей дотащить молодого человека до такси, после чего Пенелопа и ее возлюбленный отправились на Саус Гроув.

23 часа 00 минут

Миссис Лайтфизер поблагодарила шофера, дотащившего Гарри до лестничной площадки, и принялась врачевать раны верного рыцаря своей дочки. Бровь рассечена, повреждена скула, из обеих ноздрей разбитого носа сочилась кровь, а один из нижних резцов исчез… Миссис Лайтфизер в свое время работала медсестрой, поэтому она быстро и умело обработала Гарри физиономию и дала выпить немного виски, но молодой человек окончательно пришел в себя, лишь почувствовав, что хозяйка дома (Пенелопа удалилась к себе в комнату) его раздевает. Оскорбленная стыдливость мигом привела Комптона в чувство.

— Миссис Лайтфизер… что… вы делаете?

— Вы же не собираетесь спать одетым, я полагаю?

— Где спать?

— В комнате моего покойного Эдварда… Теперь она стала комнатой для гостей… Вы наденете одну из его пижам — я их и теперь храню.

— Я… я не хотел бы вас стеснять…

— Надеюсь, вы не думаете, что я выпущу вас на улицу в таком состоянии?

— Вы очень любезны, миссис Лайтфизер, но… если вы не возражаете, я разденусь самостоятельно.

Когда Гарри улегся в кровать, на которой некогда спал отец Пенелопы, его охватила такая нежность, что даже боль отступила. В тот же миг дверь отворилась и в комнату вошла мисс Лайтфизер в домашнем халатике и с подносом в руках. Девушка заставила Комптона проглотить целый стакан отвара ромашки и две таблетки аспирина. Молодой человек сейчас заглотил бы что угодно и даже с признательностью вспомнил того жуткого типа — ведь именно благодаря полученной трепке он обрел возможность насладиться минутами такой домашней близости с Пенни.

— Дорогая, — проговорил он, допив лекарство, — у меня остались довольно смутные воспоминания… Мне показалось, будто там, во дворике, горилла лежал рядом со мной… Так это или нет?

— Да, верно… Официант вытащил парня на улицу, надеясь, что на воздухе тот скорее очухается. Он был в полной отключке.

— Но кто же его…

— Я.

— Вы?

— Да… Бутылкой, которую вы заказали, помните? Мне, наверное, не следовало так поступать, но… когда он пришел насмехаться… и потом на какое-то мгновение мне показалось, что этот тип вас убил… Ну, я и схватила бутылку.

Гарри пришел в такое восхищение, что приподнялся и, забыв обо всех правилах британского хорошего тона, обхватил Пенелопу за талию, прижал к себе и с чувством расцеловал в обе щеки. Девушка, испуганно вскрикнув, отскочила.

— Мистер Комптон! Что с вами?

— Я вас люблю, Пенни!

— Это вовсе не причина…

Гарри, напротив, полагал, что причина превосходна, но не стал смущать это невинное дитя.

— Простите меня, Пенни, и дайте руку!

Девушка протянула руку, и Комптон тут же завладел ею.

— А теперь сядьте на стул рядом со мной.

Пенелопа выполнила и эту просьбу.

— Я так счастлив, Пенни…

Дурацкий смешок взмыл к потолку и долго еще вибрировал в комнате, но Гарри уже преисполнился решимости отныне считать его весьма обаятельным.

— Пенни, дорогая, вы потрясающая девушка!

Она снова фыркнула… можно подумать, и впрямь не умеет ничего другого… кроме как бить бутылки о черепа нахалов!

— Как вы думаете, Пенни, если однажды я попрошу вас стать моей женой, вы согласитесь?

— В тот день я и отвечу вам, Гарри…

Теперь молодой человек твердо знал, что не позволит Тер-Багдасарьяну играть жизнью этой девушки. Предать Великобританию — еще туда-сюда, но мисс Лайтфизер — никогда! И Комптон пообещал самому себе открыть Пенелопе красоты марксизма-ленинизма. Он не сомневался, что сумеет уговорить девушку порвать с капиталистическим миром и поехать вместе с ним вкушать радости пролетарского рая. Кроме того, он испытывал бешеное желание попробовать икру, при воспоминании о которой в глазах его отца всегда загорался огонек. А уж если в СССР не едят икру, то где же тогда?

Вторник, утро 10 часов 00 минут

Гарри Комптон открыл глаз (разумеется, тот, который ему не подбили вчера вечером), но, не узнав окружающей его обстановки, снова зажмурился. Однако это движение вызвало острую боль во втором глазу и, таким образом, молодой человек убедился, что больше не спит. В легком обалдении он приподнялся, сел на кровати и, узрев в зеркале свою распухшую физиономию, содрогнулся. Неужели это кошмарное видение — его собственная голова? Однако, осторожно ощупав лицо, он убедился, что никаких иллюзий на сей счет питать не следует. Лихо же обработала его та горилла на балу в Кентиш Таун! Из-за двери доносился звон кухонной посуды, а в комнату проникал аппетитный запах яичницы с беконом, от которого у человека, решившего отказаться от Англии, но никак не от ее традиционных завтраков, потекли слюнки.

Не подозревая, какой опасности подвергается его моральный настрой, Гарри осматривал обстановку, явно не менявшуюся со времен покойного Георга V. На стене — несколько сувениров с южных пляжей, в том числе из Брайтона — этой Мекки Соединенного Королевства и, бесспорно, самого «фотографируемого» города во всей Великобритании. Кроме того, молодой человек узрел довольно оригинальное пастельное изображение хризантем. На маленькой резной этажерке стояли два горшочка для крема и статуэтка королевы Виктории. На камине под стеклянным колпаком, защищавшим их от разрушительного воздействия времени, красовались, по всей видимости, очень старинные часы с британским львом, величественно положившим лапу на весь земной шар. Два кресла и столько же стульев — явно не чиппендейсловские, а подделка. Перед очагом — тканый экран с изображением каких-то негров, не нашедших общего языка с крокодилом. С фотографии как раз напротив кровати какой-то солдат сурово смотрел на Гарри Комптона. Однако вопреки собственному желанию молодой человек чувствовал себя как рыба в воде в этом строгом и удобном обрамлении, символизировавшем мирное течение жизни и череду поколений людей хоть и незаметных, но в самой этой непримечательности черпавших ощущение приятной защищенности.