Очаруй меня
Шрифт:
Брук сжалась, но Гейбриел не пошевелился, только долго смотрел на темные ступеньки перед ними. Наконец он молча повернулся и пошел обратно. Они миновали один коридор и оказались в другом. Проходя дверь в конце коридора, он оглянулся на Брук и Алфриду и прижал палец к губам, давая понять, что нужно вести себя тихо. Шагнул к следующей двери, справа от лестницы. Брук вспомнила о том, что происходило в детстве, когда она тревожила уединение отца. Это было только однажды. В ее доме уроки усваивались быстро.
Гейбриел вошел в комнату, пересек ее и, чтобы впустить свежий воздух, открыл два
Ей бы хотелось запомнить дорогу, прежде чем она отправится гулять по парку. А она непременно это сделает. Если они останутся.
Перед уходом Гейбриел прошептал:
– Он будет разгневан из-за того, что я не разместил вас там, где он приказал. Я приму удар на себя, но пока что предпочитаю его не будить, так что попытайтесь вести себя как можно тише, чтобы он вас не услышал.
Возмущенная тем, что он не шутил про башню, Брук ответила:
– Пожалуйста, я предпочла бы другую комнату, не так близко к его собственной, пусть даже и в башне.
Гейбриел улыбнулся. Очевидно, он не так боялся гнева лорда, как хотел показать.
– Это единственная свободная комната, в которой чисто и нет постоянно висящей на двери таблички «не пользоваться».
Идя по коридорам, Брук не заметила никаких табличек.
– Но почему лорд Вулф спит в такое время? – удивилась она.
– Я был бы поражен, узнав, что он спит.
Гейбриел уже направился к двери, но остановившись, добавил:
– Я прикажу, чтобы принесли ваши вещи.
Брук хотела поблагодарить его, но дверь слишком быстро закрылась, к тому же она в этот момент гадала, уж не такой ли у волка вздорный характер, как у ее отца. Недаром он требует, чтобы все ходили вокруг него на цыпочках. Кроме этого она смотрела на другую дверь, которая вполне могла вести в комнату лорда Вулфа, и в голове теснились самые тревожные мысли. Хуже всего было то, что волк вполне мог наброситься на нее, пока она спит.
Глава 9
Гейбриел пришел как раз в тот момент, когда доктор Бейтс собирался уходить. Тот остановился, чтобы дать ему те же наставления, что и всем остальным в комнате.
Доминик уловил выражение лица Гейба и рассмеялся бы, но представил, как ему будет больно, и сдержался. Все были правы. Швы разошлись, и верховую прогулку пришлось сократить. Но речь доктора, произнесенная, чтобы его пристыдить, сделала то, чего он добивался от верховой езды: временно истощила его гнев.
Карл, слуга, которому было велено оставаться с ним и выполнять все приказы, сидел на стуле у двери и сочувственно морщился, пока доктор диктовал наставления. Эндрю, камердинер Доминика, тоже находился в хозяйских покоях, но был чем-то занят в гардеробной.
Гейбриел закрыл дверь за доктором и подошел к кровати.
– Пиявки? В самом деле?
– То, что ты написал в записке, призывающей сюда Бейтса, очевидно, заставило его как следует подготовиться к лечению моей лихорадки, – проворчал Доминик. – Он предупредил, что следующие несколько дней его не будет, поскольку ему предстоит поездка к живущему на севере пациенту. Но он уверен, что пиявки помогут быстро снизить жар. Это его мнение. Не мое.
Рядом с вновь зашитой раной на ноге Доминика отчетливо выделялись две пиявки. Гейбриел отказывался на них смотреть, вместо этого он уставился на спавшего у подножья кровати пса. Покачав головой, Гейбриел собрал с простыни рыжую шерсть.
– Не стоило бы позволять этой дворняге спать здесь, по крайней мере когда ставишь пиявки. Он линяет. Не хочешь же ты, чтобы собачья шерсть попала в рану?
– Вулф – хороший пес и волнуется за меня. Когда Карл пытался его выгнать, он отказался уходить. Потом можешь почистить его конской скребницей, – велел Доминик и, вспомнив о главном, что занимало его мысли, спросил: – В экипаже была дочь Уитворта?
– Именно.
– Как ей понравилась башня?
Прежде чем встретиться взглядом с Домиником, Гейбриел кивком велел Карлу покинуть комнату.
– Это мне не известно.
– Она уже уехала?
– Нет, леди Уитворт, вероятно, вполне счастлива поселиться в своей комнате.
– Где ты разместил ее, Гейбриел? – нахмурился Доминик.
Ответ был таким тихим и неразборчивым, что Доминик ничего не понял. Он был слишком измотан, чтобы повторять свой вопрос, поэтому просто ждал, глядя на друга в упор.
Наконец Гейбриел вздохнул и произнес уже громче:
– В соседней комнате.
– Гейб, – проронил Доминик.
– Ну… комната Эллы заперта и всегда будет заперта. А твоей старой комнатой воспользоваться нельзя, потому что ты оставил там большинство своих детских безделушек.
– На этом этаже полно спален! Как ты посмел поселить сестру моего врага…
– Подожди. Не пытайся откусить мне голову, пока не окрепнешь. У меня действительно не было выхода. Ни одна из гостевых комнат не готова. Потому что всякий, кто хочет навестить тебя и пожить здесь, предупреждает заранее, чтобы мы успели приготовить комнаты. Таков был приказ твоей матери, который ты не позаботился изменить. В безупречном порядке содержатся только комнаты родных. Что же до соседней комнаты… Твоя бабушка велела прорезать смежную дверь и переместилась в соседнюю спальню, потому что больше не смогла выносить храп твоего деда. Если бы она этого не сделала, эта спальня даже не была бы частью твоих покоев.
– Ты прекрасно знаешь: я всегда считал, что это комната матери. Она перебралась туда после смерти моего отца и жила до тех пор, как…
– Пока не уехала после смерти Элоизы, – закончил за него Гейбриел. – И поклялась, что никогда не вернется. Там больше никто не жил, но ты велел содержать ее в полном порядке, на случай, если мать однажды передумает.
– Не передумает, – глухо ответил Доминик. – Она выросла в Лондоне и предпочитает его. Здесь для нее слишком скорбная атмосфера, а там она немного отвлекается.