Очень грязная история
Шрифт:
А в памяти…
– Вить, а Вить…
Он отмахнулся, еще с малявками не связывался.
– Вить… – девчонка, что жила в доме на соседней улице, уцепилась за рукав его курточки и не отпускала. – Мне страшно…
Он тогда ухмыльнулся. Она была младше всего на год, но в его шесть казалась таким ребенком…
– Что здесь…
Желудок судорожно дернулся, кислым обожгло пищевод, во рту стало противно – организм избавился от всего, чем кормили на борту.
Перед глазами уже темнело, Шаевский и сам не понимал,
– Виктор? – раздалось из-за спины.
Это был его первый курсантский отпуск. От гонора уже избавился, как и заблуждений в отношении будущей службы, но форма сидела идеально, а ближайший месяц, который предстояло провести дома, казался таким долгим…
– Я вас знаю? – оглянувшись, поинтересовался он. Напротив стояла весьма миленькая девушка и с изумлением смотрела на него.
– Не узнал… – протянула она огорченно, но тут же улыбнулась. Робко, но не без лукавства. – Аня… – Девушка тут же поправилась. – Анна Вихрева, я живу…
Продолжать ей было ни к чему.
– Аня?! – Его возглас должен был сказать ей все, что он думал. И не думал – тоже. – Ты стала…
Банально, но в голову ничего оригинальнее не пришло. Узнай их препод по психологической адаптивности…
Ему было все равно, что мог бы сделать их препод по психологической адаптивности, стань ему известно, как его курсант хлопал глазами, не зная, как выразить словами то, что творилось в его душе…
– Я – маршал Службы… – Это был уже не хрип, губы еще дергались, но звука не было, если только кроваво хлюпало от выступившей пены.
И только память не сдавалась…
– У меня будет ребенок. Твой ребенок.
Она опять стояла у него за спиной. Но теперь – провожая в космопорту.
Последний… нет, первый отпуск с офицерскими нашивками. Продолжался он шестьдесят суток, которые они провели вместе.
Родители… поняли. Виктор надеялся, что поняли.
Развернулся он резко, взгляд был жестким.
– Я вышлю тебе документы на признание отцовства.
Она грустно улыбнулась, качнула головой. Помнила, что он ей ничего не обещал.
– Не стоит. Я не для того…
– Это – мой ребенок!
Анна отступила на шаг, словно проводя между ними черту.
– Он будет твоим, когда ты будешь в нем нуждаться…
Виктор сделал по-своему, как делал всегда. Дочь – Лаура, была вписана в его документы сразу, как только родилась. Сейчас девочке… уже девушке было почти четырнадцать.
Виделись они не часто – служба многого не позволяла, но с каждым разом в его душе что-то менялось.
Женщина, так и не ставшая его женой… Дурак! Вот теперь, в этой мути, он точно знал, чего именно она ждала. Всего лишь признания, что он ее любит.
Дочь, так похожая на нее и… на него. Записи, которые он просматривал, когда выдавалась свободная минутка. Первый шажок, первое слово… Папа… Сбитые коленки – еще один отпуск, который он провел
Нужно было оказаться так близко от смерти, чтобы признать: где-то там его ждала… его семья.
– Маску! Антидоты!
Пробившийся сквозь невнятный шум в его ушах голос был неприятным, но дарил надежду: на первый раз – все! Он справился, продержался…
Только на первый…
Шаевский никогда не забывал, что у любого пути есть конец. Главное, чтобы он был тем самым, который им нужен.
– Мама, тебе плохо.
И не разберешь: вопрос или утверждение. От этого семейства можно ожидать чего угодно.
Медленно поднялась с пола, заставляя себя не смотреть на неприбранный после ужина стол. Вилка, нож… слишком много того, чем я могла воспользоваться.
Чтобы не добавлять соблазна, сделала шаг в сторону.
– Я устала, Санни, – максимально сдержанно произнесла я, помня, что не стоит при общении с этим существом произносить слово «нет». – У меня был тяжелый день.
Он задумался, кивнул. Что радовало, с места так и не сдвинулся.
– А я сегодня рассчитал основные оценочные параметры для перегрузочной кривой нового модуля. Папа сказал, что я и за неделю не справлюсь, а я сумел за один день.
По отдельности все слова мне были знакомы, но вот в таком, собранном виде производили впечатление чего-то запредельного для моего понимания. Ясно было лишь то, что мальчишка (вопреки всему мое сознание продолжало воспринимать его ребенком), кроме всего прочего еще и обладал развитым умом.
Это не то, чтобы успокаивало, но добавляло волнения. Гений – злодей. Или наоборот…
Не важно.
– Ты – молодец. – Я не была спокойной, но говорила равнодушно. Второе требование – никаких эмоций. – Папа обрадуется.
– Он не обрадуется. – Он глубоко вздохнул. – Я правильно сделал?
Мне хотелось завыть. Он спрашивал, правильно ли выразил сожаление!
Вопрос, кто был тварями, выглядел не таким уж и однозначным.
– Правильно. – Вопреки всему, хотелось улыбнуться. Он казался таким… беззащитным.
Словно опровергая возникшее ощущение, в комнату влетел Грегори. При его комплекции двигался он очень рационально. На это стоило обратить внимание. Как и на то, что Санни все-таки находился под надзором.
– Вернись в свою комнату! – холодно потребовал мужчина, даже не взглянув в мою сторону.
– Я! Не! Хочу! – твердо возразил Санни, отступая в мою сторону. – Я! Хочу! Быть! С мамой!
– Твой отец будет недоволен! – Голос у Грегори был низким и звучным.
– Он всегда недоволен! – парировал Санни все так же безразлично, делая то, чего не могла я. Едва заметила, как в его руке оказался нож. – Я вернусь в комнату только с ней!