Очень мужская работа

Зорич Александр

— Да ну, — сказал Комбат. — Не маньяк же он. Не замечал я в нём никакой такой вот запредельной патологии.

Тополь цыкнул зубом на северокавказский манер.

— Погоди, Вовчик. Патология, не патология… Он, Подфарник, не ваш ведь агент был, Олегыч? Или я уже вас спрашивал? А вы и не ответили ничего?

— Зарплату, Костя, я ему не платил. Я и тебе её не платил — за стук, в смысле. Ты что же, намекаешь, что Подфарник по чьему-то заданию сталкеров в ловушки заманивал? Сокращал ваше поголовье? Бред, извини.

— Бред

так бред. Вам жить, Олегыч. А вот подумалось мне сейчас почему-то… Отмычек он, во всяком случае, пользовал широко. И не переводились они у него. Одного подставит, тут же другой откуда-то появляется…

— Что ты несёшь, Тополь? — с отвращением сказал Комбат. — Отмычек он вспомнил. Ты сам с отмычек начинал, кто тебя в отмычки подписывал? Да ну тебя совсем, голова с телом. Хорош тут тьму не по делу нагонять. Молчать невмоготу — рассказывай по сути. Скоро вон уже большой лес начнётся, а там и до Лубянки рукой подать.

Тополь рассмеялся.

— А знаете что, уважаемые слушатели? А я уже даже привык за последний день к роли сказочника. А ты — нет, Вовян? А вы, Олегыч, похожи на барина, спустились, значит, в людскую послухать с дворовыми рабами байки захожего инвалида… побыть с народом… Так ведь хоть бы наливали! Никогда бы не поверил, что могу столько болтать, ни грамма не дерябнув. Да, вот это и есть жажда жизни! Пока болтаю — жив. Такова судьба каждого настоящего писателя. И ненастоящего — тоже. За что ты его ни схвати… В общем, дорогие вытребени и вытребеньки, вот что я имею сказать за Подфарника дальше…

— Скорее — колдуна, — сказал Клубин.

— Чего, какого колдуна?.. — не понял Тополь.

— Колдуна захожего, а не инвалида, — пояснил Клубин. — Спустился барин послушать в людскую, — добавил он, глянув в зеркальце.

Никто бы не услышал без микрофона, как Комбат пробормотал:

— Как будто колдун не может быть инвалидом…

— Да вы тут все неучи! — сказал Тополь торжественно. — Инвалид в старину — не обязательно калека. Инвалид — это отставной…

— Самолётных хвостов заноситель, — перебил Клубин. — Извини, Костя, все всё поняли. Давай уже, трекер Уткин, добивай про Подфарника: Орджоникидзе вон проехали.

— Ещё следует знать, господин скурмач Олегыч, — сказал Тополь торжественно и с чувством, — что в тёмных, преступных кругах, к которым я близок, словом «колдун» можно нанести серьёзное оскорбление. Вам следует отдавать себе отчёт в этом. Разве мент не должен правильно понимать законы и правила преступного мира…

— Нет.

— …работая под прикрытием…

— Нет.

— …или беседуя с преступником по душам за жизнь?

— Нет, — сказал Клубин.

— Смотрите-ка: дирижабль! — произнёс вдруг Комбат совершенно детским тоном.

Над посёлком, видимым за поредевшим лесом, действительно висел здоровенный жирный дирижабль, заляпанный разноцветными эмблемами.

— Это канадцы, — поглядев, объяснил Клубин. — Они привезли четыре строительные робосистемы. Дирижабль — диспетчерская. Логистика, наблюдение.

— Не вижу логотипа кока-колы, — сказал Тополь раздражённо.

— И это странно, между прочим, — сказал Клубин. — Чего-чего, а рекламы сейчас в Предзонье — в две очереди стоят рекламодатели. Взоры всей планеты прикованы к операции по физической блокаде Чернобыльской Зоны Аномальных Интенсивностей неизвестной природы, этого злокачественного нарыва на лице нашей маленькой голубой Земли… Что, Владимир, закурить?

— Угадали, господин Клубин.

Клубин дал ему закурить.

— Так, меня будут слушать или не будут? — прямо спросил Тополь.

— Безусловно, — сказал Клубин, объезжая воронку на дороге. — Как только ты начнёшь наконец свой интересный рассказ… — Он аккуратно перевалил через подбитое дерево на дороге. — И слушать будут, и записывать будут… — Машина миновала скелетированный труп, валяющийся на обочине. Безусловно, кровосос. Странно. — Вот только™ снимать на видео не будут, Костя. Выключил я видео… даже не знаю зачем.

— Я тебя потом спрошу зачем, — проворчал незримый Эйч-Мент.

— Клубин вызывает Малоросликова, — сказал Клубин, притормозив. Вызов по переадресации сработал мгновенно, генерал-лейтенант ответил через полминуты.

— Здесь Малоросликов.

— Клубин. На траверзе Орджоникидзе, примерно двадцатый километр, точку по GPS сбрасываю. Следы боестолкновения, наблюдаю неучтённый труп кровососа. Примите.

— Понял, принял. Епэбэвээр.

— Продолжайте контролировать особый пропускной режим для моей группы, — сказал Клубин и дал газ.

— Продолжаю контролировать.

— Принял, отбой. До связи.

— Вы слышали, между прочим? — спросил Тополь. — Он сказал: «епэбэвээр»!

— В анналы — не передом, так задом, — сказал Комбат, выпуская дым.

— Анналы — хорошая штука, — заметил Тополь. — Если без опечаток писать. Зря ты, Вовян, куришь. У тебя вся голова белая.

— Недолго осталось, что так, что так. Давай рассказывай, сказочник. Когда ты треплешься — как-то легче на душе. Словно шум морского прибоя. Бессмысленно, но приятно.

— В общем, я точно знаю, Подфарник продавал «абсент» три раза, а скорее всего, больше. Сам делал его и выносил. Пользовал он «королевскую кашу» из-под копейкинской «Прокрусты» суверенно, единолично, чем многих в обществе обижал, а правильней сказать — в стиле, присущем нашему тёмному преступному обществу, огорчал многих этим старик Подфарник. Но — своя фишка есть своя фишка. А сторожил «Прокрусту Копейкина» Подфарник отчаянно и жестоко: «кроссворд» на входе в ангар повесил.

— Э-э… Это электрозамок?