Очень-очень дальний поход
Шрифт:
— Пока да.
— Ко мне замечания есть? Знаю, что нету. Тогда я пойду стрелялку прихвачу и отправлюсь пожрать сделать. Я там вроде порошок видел — яишню будете?
Отказавшихся не было, и через час я осчастливил сидящих на мостике сковородой омлета и бачком чая. Приятно готовить, плюя на нормы довольствия! А уж есть в неположенном месте — не в гальюне, конечно, а на мостике… Сказка! Хамское нарушение всего!
Поели, осоловели… Надо с этим бороться.
— Серег, Паш! Как насчет поразмышлять?
Возражавших не было.
— Тогда вопрос вот в чем. Родина нас никуда не посылала, официально, я имею в виду.
— А чего выдумывать? Авторулевой включен, всех делов пока — контроль и поправка по необходимости. Вы с Павлом скиньтесь, кому первому спать, так и пойдем по очереди — сон, подвахта, вахта. В твоем хозяйстве пригляд обязателен?
Я прикинул гендерные признаки к органу обоняния.
— Пока — эпизодический контроль, не более.
— Тогда — ждем семь минут — и играйте в «камень-ножницы-бумага».
Пашка выиграл и пошел спать. Я посидел с увлеченно листающим бумаги Сергеем минут сорок и заскучал.
— Серег, я прошвырнусь до машинного?
— Занимайся, я одним глазом здесь…
«Наш ПТН стоит у самого залива, рокочут ровно и негромко дизеля…» Эта строчка песни на мотив «письмо от матери и горсть родной земли» [6] , высочайше, так сказать, одобренная к распеванию в строю, полностью отвечала порядку в машинном отделении. Всё было на ять, и вовсе без «бл»! Подтеков не было, всё штатно работало, что не могло не радовать. Можно было под «имитацию кипучей деятельности» задраиться наглухо и прихватить минут триста здорового бдительно-оздоровительного сна, но мне это показалось как-то неудобно… Поэтому я вернулся на мостик, захватив из оружейки два автомата, ветошь с маслом и цинк патронов.
6
Песня «Махнём не глядя» из к/ф «Щит и меч». Стихи М. Матусовского, музыка В. Баснера.
Серега прогрессировал — он уже не зарывался тупо в бумаги, а периодически подходил к компьютерным стойкам (я так понимаю, это были посты операторов) и проводил там какие-то манипуляции. Какой-то он возбужденный! Положив один автомат ему на ворох бумаг, я занялся чисткой второго, определив его себе персонально.
— У меня в машинном всё норм. Новости есть?
— Есть, есть на жопе шерсть… Мы — точно не на Земле.
— ???
Я искренне удивленный уставился на него.
— В смысле?
— Засеклись высокоскоростные подводные объекты. Я сперва решил, что супостат какой-то торпеды выпустил… А потом второй объект притормозил. Иди, смотри — вот он!
Хороший объект, годный. Размером с наш корабль… Точно под нами.
— Я его ультразвуком пульнул…
— И чо?
— Сдриснул, сцуко.
Я вернулся к чистке автомата, жалея, что не прихватил гранат — эргэдэшек вроде ящиков шесть было. Хотя такому зверю это, наверное, как слону дробина. А ведь кто-то нас глубинных бомб лишил! Счет к этим неизвестным пидарасам увеличился.
Часа через три ожила корабельная связь:
— Мостик!
Было неожиданно! Мы с Серегой, вздрогнув, переглянулись. «Отвечает Александр Друзь!».
— Да, Паш!
— Я на камбузе, не спится что-то. Решил вот попиздапарить. Борщ будете? Баночный, правда, но я его облагорожу…
Зачетное предложение! Возражающих не было.
— Тогда…
Пашка побормотал что-то в сторону. Через минуту вернулся на связь.
— Через полчасика кто-нибудь спуститесь — я за раз всё не унесу.
Минут через сорок на службу было положено. Ну или покладено — кому как нравится. В исполнении Пашки борщ превратился в «мечту первогодка»: багровая гуща, щедро приправленная говяжьей тушенкой… Вместо сметаны выступало консервированное молоко, заедалась эта вкуснотень сухарями. Отказников не было, звон ложек вполне конкурировал с колоколом громкого боя. Трехлитровый объем уговорили минут за десять.
Я свою порцию смел первым и, борясь с логически оправданным нежеланием двигаться, сходил за чаем. Один, что, подмогу ждать? Чайник, три кружки и пара банок сгущенки — принес, не надорвался. Щёрбали, довольно щурясь на демонстрируемый во все стороны видовый фильм «Опять море». Серега дохлебал и поднялся.
— Родь, принимай командование.
В двух словах объяснив, куда ехать и чего бояться, он ушел спать. Мы с Пашкой остались вдвоем. Я пялился вперед, борясь со сном, выспавшийся Пашка изображал «во-все-стороны-смотрящего», периодически обозревая окрестности то с правого, то с левого крыла мостика. С посудой я отважно пообещал было разобраться лично, но «подвахтенный» напрочь эту идею отмел, справившись сам.
Я плавно соскальзывал в дремоту, не в силах ей противостоять. А тут ещё качка на грани укачивания… Всё испортила просто ахренительная туша, всплывшая метрах в ста впереди и издавшая звук трубного высмаркивания над ухом! Сна как не бывало! Я сразу сделал кучу дел. Во-первых, не обгадился. Во-вторых, ударил по кнопке ревуна, о чем давно мечтал, но стеснялся сделать. И в-третьих, поддав газу, начал крутой отворот влево, в сторону хвоста этой страшилы. Пашка с крыла наблюдал за кормой, периодически кидая на меня взгляды, полные ужаса и восторга. С отвечал ему столь же простыми и нежными взорами.
— Бля-я-я! Ведь только заснул! Что тут?
Я кивнул на Пашку, Пашка протянул руку уже за корму и произнес: «Там… сзади…». Серега даже выходить не стал — сразу присел и оживил пульт управления «акашками».
— Ох! Догоняет! Прямо держи!
Я, пытаясь одновременно и «на дорогу» смотреть, и в «телевизор» пялиться, боролся с разбеганием глаз… Три несильно громких очереди, радостный вопль Пашки… У него, вернувшегося с левого крыла, в руках образовалась фляжка. Из моей, задержавшейся на мостике, кружки по очереди выпили по писят грамм под тост «За Победу!».
— Я пошел досыпать. На курс вернись пожалуйста.
Серега ушел, а Пашка в красках начал расписывать, как «этой уёбе башку разнесли». А мне, грустному, припомнилось, как мама в анекдоте допрашивала дочек — близняшек:
— Маша, что тебя так развеселило?
— Да дядя шел, на корке поскользнулся — и башкой в поребрик! Кровь! Мозги в разные стороны! А он дергается так смешно!!!
— Маша, фу! Как тебе не стыдно! Вот Ане дядю жалко!
— НЕ-Е-ЕТ!!!
— А что же ты тогда плачешь?
— Я этого не видела-а-а!!!