Очень тихий городок
Шрифт:
– Ну что ж, продолжим, – сказала Седа, когда всё наконец успокоилось. – Почти три четверти известных в природе элементов составляют металлы…
Рудик единственной рукой достал тетрадь из висевшей через плечо сумки, положил её на стол, открыл и быстро начал конспектировать.
Класс с любопытством поглядывал на него. То и дело бросал неприязненные взгляды в его сторону Олег. Периодически косилась на новичка и сидевшая рядом Алина.
Эдуард Николаевич Погребной, морщась, шёл по пустому коридору. Всего несколько лет, как открылась школа, а уже вокруг грязные, исписанные стены, поцарапанные
Всю страну скупили на корню!
Странно, повсюду обязательно какая-нибудь пакость. В Америке – негры, во Франции – арабы, в Германии – турки (в Америке и во Франции Эдуард Николаевич не был, но в Германию в турпоездку ездил, так что знал доподлинно!), а тут эти, носатые!
Между прочим, школа хоть и большая, но не резиновая, мест не хватает! А он обязан принимать всех кого ни попадя, за просто так. Прав Балабин, в большинстве своём все они выблядки. Или ублюдки, один чёрт! Особенно эти чурки-хачики!
От них, кстати, и запах какой-то другой, острый, неприятный!
Потому что готовят они всё время какое-то говно! Вот от них вонь и идёт.
Эдуард Николаевич невольно потянул носом. (Он был чрезвычайно чувствителен к запахам.) Печально вздохнул.
Ничего тут не поделаешь, развалили страну!
Вот если б удалось сделать из школы частный лицей, совсем другая получилась бы история. Да и деньги, разумеется, совсем иные. Но он над этим работает, ведёт кое с кем в области переговоры. И похоже, что лёд тронулся, идея частного лицея явно понравилась. На прошлой неделе ему намекнули, что в самое ближайшее время возможны некоторые благоприятные изменения в его судьбе.
Неожиданно из-за угла выскочил ученик, кажется десятиклассник. Увидел директора, резко остановился, вылупил бессмысленные глаза.
Эдуард Николаевич всмотрелся, опознал прогульщика, грозно нахмурился:
– Ты, Сычёв, куда это разогнался? А ну марш в класс!
Пойманный на месте преступления Сычёв шмыгнул носом, ни слова не говоря, развернулся и поплёлся обратно.
Директор недовольно смотрел ему вслед.
– А ну-ка, вернись! – приказал он.
Сычёв всё так же безмолвно повернул обратно. Подошёл, встал, глядя в сторону.
– Ты чего это ходишь с такими спущенными штанами! – возмущённо заговорил Погребной. – Вон, аж трусы видны! И штаны какие-то широкие, на три размера больше чем надо! Что, фильмов насмотрелся? Мы, Сычёв, не в Америке живём! Да и там только негры-бандюки так одеваются, нормальный парень никогда в жизни так ходить не будет.
– А чё, хачики вон ходят! – обиженно процедил прогульщик.
– Кто? – громыхнул директор. – А ну говори!
– Ну чё, Асланяны из одиннадцатого «А», – совсем струхнул Сычёв. – Им чё, хачикам, всё можно?
– Ах вот как! – вконец разозлился Эдуард Николаевич. – Тебе, значит, эти чурки всё покоя не дают! А ну пройдём ко мне в кабинет! Давай,
Сычёв опять горестно зашмыгал носом и поплёлся по коридору, подгоняемый взбешённым директором.
А в одиннадцатом «А» продолжался до смерти всем надоевший, бесконечно тянущийся урок физики. Класс гудел как пчелиный улей, все бурно обсуждали появление нового необычного ученика.
– …они также имеют способность очень быстро расплавляться при воздействии на них высоких температур, – звучал над гулом монотонный голос Седы. – Например, алюминий расплавляется при температуре 1540 градусов Цельсия, или 2800 градусов по Фаренгейту.
Неожиданно новичок поднял свою единственную руку.
Седа с удивлением взглянула на него, прервалась:
– Пожалуйста, Рудик, слушаю тебя.
– Седа Магометовна, – медленно заговорил инвалид своим низким скрипучим голосом, – я прошу прощения, но мне кажется, что вы оговорились. Это железо расплавляется при такой температуре, а алюминий расплавляется при температуре 660 градусов Цельсия, или 1200 по Фаренгейту.
Класс поражённо притих.
Ловко поддел Седу инвалид!
Ромка Заблудший даже вытащил из кармана мокрую, пахнущую спермой руку, с любопытством воззрился на учительницу.
Класс с интересом ждал, как вывернется физичка.
Седа и в самом деле испытывала сильное смущение.
Неужели так ошиблась?!
Она быстро оглядела класс. Со всех сторон на неё смотрели насмешливые глаза. Признаться в ошибке было совершенно невозможно.
– К сожалению, у нас нет времени сейчас рассматривать характеристики всех металлов и температуры их плавления, – сказала Седа. Понимала, что плетёт какой-то бред, но ничего лучше в голову не приходило. – Кроме того, мы должны успеть пройти новый материал. Так что давайте все вопросы и обсуждения на потом. А сейчас записывайте!..
Класс, даже не пытаясь прятать усмешки, склонился над тетрадями.
Спустя полчаса наконец раздался долгожданный звонок. Пустой школьный коридор мгновенно заполнился орущими, несущимися в разные стороны учениками.
Рудик Новиков выкатился из класса, под мышкой сжимал тетрадь с конспектом. Был поневоле со всех сторон окружён плотной толпой ребят, пытавшихся обойти, обогнать его.
Кто-то, протискиваясь, неловко толкнул кресло, и от этого толчка Рудик выронил тетрадь, которую как раз собирался засунуть обратно в сумку. Беспомощно заёрзал на сиденье, пытался дотянуться до лежащей на полу тетради. Подскочившая сзади Алина нагнулась, подняла её и сама положила ему в сумку.
– Спасибо, – с благодарностью проскрипел Рудик.
– Не за что, – пожала она плечами.
Наблюдавший эту сцену Олег Дикий не выдержал, быстро подошёл, обнял Алину за плечи, увлёк в сторону.
Рудик успел увидеть, что лицо его при этом опять (как тогда, на пляже!) было искажено плохо скрытой гримасой отвращения.
– Не бери в голову! – внезапно раздался голос у него над ухом.
Рудик резко повернулся.
Рядом стоял Ромка Заблудший, с восхищением рассматривал его кресло.