Очередной конец света
Шрифт:
Лафофор не дал разгореться надежде. Двадцать пять. Дама сделала все три ставки, дама вышла из борьбы. Кажется, ее спутник задышал с огромным облегчением. С двадцать одним миллионом дышится гораздо легче и увереннее, чем без них.
Лафофор уже встал, чтобы отправиться на сцену за книгой, когда малыш-книжник снова вступил в борьбу. Он издевался. Двадцать пять миллионов и сто тысяч.
У каждого из них теперь было сделано по две ставки. Только ставка малыша была выше. И было понятно, что спасет Лафофора только совершенно запредельная сумма, которая выведет малыша
Коллекционер победил бизнесмена, Лафофор сделал последний ход. Пятьдесят.
Зал выдохнул и не успел вдохнуть, прийти в себя от услышанной суммы, когда в игру вошел еще один игрок. Еще один из семерки. Огромный, с гривой волос — человеко-лев, он сидел в соседней ложе — справа от Лафофора.
— Пятьдесят один миллион за книгу.
Аукционист хорошо знал свое дело. Он видел все — улыбку малыша-книжника, гримасу Лафофора. Игра сделана, ставок больше не будет.
Книжник с львиной гривой не шел — катился к сцене. Его маленьким ножкам пришлось довольно серьезно потрудиться, чтобы доставить большое тело. Интересно, во сколько же оценивается эта книга, если покупка за пятьдесят один миллион — это победа?
Зрители и аукционеры приветствовали чемпиона. В той точке, из которой я наблюдал за залом, было легко представить, что все они аплодируют мне. Только в этой точке я смог увидеть, что несколько человек все еще чего-то ждали. Будто аукцион еще не закончен, и главная ставка все еще не сделана.
Книжник не был бы книжником, если бы он не сделал этого. Если бы не открыл книгу. На какое-то мгновение мне даже показалось, что она сама открылась ему навстречу. Я ошибся. Это сделала не книга — дриада, ведьма с Кимберли — паразит бросился навстречу книжнику.
Я читал о том, насколько они стремительны. Я видел записи об их нападениях. Небольшие, десять-пятнадцать сантиметров, абсолютно плоские, их можно различить на коре дерева, только если знать, что искать. Больше всего это похоже на женскую фигуру с огромным носом.
Когда паразит, оттолкнувшись от дерева, совершает прыжок, кажется, что коричневая молния бьет от дерева в жертву. Через несколько секунд дриада уже не была плоская. Она питалась быстро — у книжника не было ни одного шанса выжить. Что нужно, чтобы приживить паразита к одной из страниц в книге? Сделать ее из дерева-хозяина дриады?
Красный квадрат, куда же без него. Номер шесть служил закладкой огромной книги.
Из операторской мне было куда проще продолжать следить за зрителями и почти невозможно — за конвульсиями жертвы. И я увидел то, что искал. Те, кто все еще чего-то ждали, были удовлетворены. Человек пятнадцать — они любовались местом смерти. Такое лицо можно увидеть у преподавателя вокала, когда его ученик на отчетном концерте берет запредельную ноту и делает это абсолютно точно и чисто. Учитель осматривается по сторонам — все слышали? Все видели? Это я его научил!
Аукционист был прекрасен. Как-то не верилось, что до этого убийств на ярмарках не было. Может, просто о них не становилось известно? Едва медики забрали мертвого книжника, как аукционист передал книгу новому победителю. У аукциона и на этот случай были правила. Если победитель не может внести деньги, победителем назначается тот, кто сделал ставку, вторую по величине. Лафафор все же смог потратить свои деньги.
Где-то минуту мне пришлось потратить на то, чтобы перестать считать Лафофора заказчиком убийства. Слишком много, не думаю, что до следующего покушения у меня есть больше часа.
На этот раз я собрал выживших книжников и майора. Мне нужно было только одно, чтобы трое выживших нашли на схеме выставки стенд, хозяев которого книжники не знали. Мне почему-то казалось, что эти должны знать всех.
Лафофор первый нашел нужный квадратик. На периферии выставки. Сразу — даже внимания не обратить.
— Майор, если вы задержите людей на этом стенде, — я старался говорить как можно спокойнее, — то у вас есть шансы, что сегодня убийств больше не будет. Я очень на это надеюсь.
Майор не спрашивал, ждал продолжения. Объяснять слишком долго и бесполезно. А времени совсем чуть-чуть. Усилим давление:
— Сделайте это, а то ведь потом спросят и придется доложить.
Майору не хотелось, чтобы с него спрашивали.
Их оставалось трое, прошло два часа, а книжники все еще были живы. Пусть на каждого из них и заготовлен свой номер, выведенный на красном листе пластика. В офисе майора было комфортно, конечно, не так как в ложах аукционного зала, и напитки проще, и посуда одноразовая…
— Вы можете нам объяснить, что происходит? Два часа все спокойно, но хотелось бы понять…
Это хорошо, что майор маленького роста, он почти не мешал, нарезая круги по офису, было достаточно просто смотреть немного вверх. Я мог его понять, у него в изоляторе сидели семь туристов — обитатели подозрительного стенда, и, кроме того, что убийства прекратились, против них не было ничего.
— Я попробую. Господин Лафофор дал мне подсказку, и если бы я был чуть умнее, одной смерти можно было избежать. Номера. И я, и все мы почему-то посчитали, что это номера жертв. Но господин Лафофор полагает, и я думаю, справедливо, что сам он должен быть если уж не первым номером, то хотя бы вторым. То есть цифры — не имели смысла с точки зрения рейтинга целей, мы достаточно долго их анализировали, эти цифры в принципе не имеют никакого отношения к жертвам.
Дело в том, что мы все время забывали, где мы. Мессе — ярмарочный остров, Павильон — место, где люди встречаются, где проводят семинары, мастер-классы, конкурсы.
Эти убийства — они ведь, скажем так, не самые обычные. Каждое — напоказ.
Более того, если это слово здесь применимо — это тематические убийства. Один раздавлен огромным томом, второй отравлен контактным ядом, нанесенным на страницы книги, третий удавлен переплетной нитью, четвертого убил практически сказочный персонаж, которому эта книга и была посвящена. Все можно было бы сделать проще и эффективней.